Русский политический фольклор. Исследования и публикации

В 1994 году текст «Сна Горбачева» был напечатан фольклористом В. С. Бахтиным в газете «Вечерний Петербург» (Бахтин 1994). Позднее этот же вариант был опубликован Бахтиным в антологии «Самиздат века» (Бахтин 1997: 796–797). Фрагмент того же самого стихотворения встречаем и в литературном тексте – повести петербургского писателя Сергея Воронина «Все думаю, думаю, думаю…», написанной в первой половине или середине 1990-х годов и рисующей драматические последствия наступившей капиталистической эпохи для жизни рядовых граждан России (Воронин 1998: 23–26). Здесь «Сон Горбачева» вложен в уста деревенского грамотея: предполагается, что последний и был автором стихотворения. Наконец, еще один вариант этого текста был скопирован М. Н. Власовой из рукописной тетрадки пожилой жительницы Холмского района Новгородской области, переписавшей его, в свою очередь, у кого-то из знакомых в конце 1980-х годов[164]. Эти случаи характеризуют если не географический, то социальный контекст распространения «Сна Горбачева» в России эпохи перестройки: это стихотворение было частью «низовой» массовой культуры городского населения, но достигало и деревенской элиты. Нам не приходилось сталкиваться с бытованием «Сна Горбачева» в среде интеллигенции, однако вопрос этот требует отдельного исследования, тем более что анонимный автор рассматриваемого текста был, по всей видимости, образованным человеком. Что касается географии распространения «Сна Горбачева», то речь здесь может идти не только о северо-западе или европейской части России, поскольку среди современных интернет-публикаций того же стихотворения есть текст, озаглавленный «Страшный суд» и размещенный на развлекательном портале города Томска[165]. Всего нам удалось зафиксировать четыре сетевых варианта «Сна Горбачева»: два опубликованы в «Живом журнале» (пользователь tired_pilot – 29 ноября 2005 года под заголовком «Страшный суд»[166]; пользователь dveia – 13 октября 2007 года под заголовком «Страшный Суд»[167]), одно – в сетевой библиотеке «Изба-читальня»[168], где некий автор, подписавшийся как Михаил Бар, поместил не только оригинал анонимного стихотворения (под заголовком «Страшный суд государей» с датой 1987 год), но и собственную его переработку, и, наконец, еще одно – на упомянутом томском сайте. Хотя в некоторых из учтенных нами вариантов «Сна Горбачева» имеются незначительные вариации, связанные, по всей видимости, с ошибками при переписывании, все эти тексты, за исключением переделки Михаила Бара, принадлежат к одной и той же редакции, не имеющей серьезных разночтений.

Стихотворение повествует о сновидении Михаила Сергеевича Горбачева – тогдашнего Генерального секретаря ЦК КПСС, – в котором он попадает в загробный мир:

Видит длинный стол во сне
И решетку на окне.
На скамейке трое в ряд
Свесив головы, сидят.
Он, конечно, понял тут,
Что попал на страшный суд.
Вдруг затихло все и вот
Объявляют: «Суд идет!»
Преклоняют все колени,
Вместо Бога входит Ленин.
Грозно руку поднимает,
Суд загробный начинает…

Оказывается, что трое, сидящие на скамейке, это – предшественники Горбачева на посту руководителя КПСС: Сталин, Хрущев и Брежнев. Именно их и собирается судить основатель партии. Каждому предъявляется отдельное обвинение. Хотя за Сталиным и признаются какие-то «минувшие заслуги», однако его вина все же очень велика:

Ты себе присвоил право
Суд вершить, чинить расправу,
Кто в Сибирь, кому – расстрел,
Как же это ты посмел?
Или ты умом отстал?
А ведь я ж предупреждал!
Если хочешь быть у власти –
Обуздай покрепче страсти.

У Хрущева, как выясняется, вообще не было ни ума, ни заслуг. В вину же ему ставится многое: он «не зная броду, лез всегда и всюду в воду», учил людей разводить кукурузу и доить коров, разбазаривал зерно, отправляя его за границу, и напрасно распахал целинные земли:

Ты народ обидел кровно,
Даже тем, что и Петровна,
Возомнив себя царицей
Хлеб дарила заграницу.
И зачем скажи, нахал,
Целину ты распахал?
Ведь хватило б на века
Мяса там и молока.

Кроме того, Ленин вполне негативно оценивает и международную деятельность Хрущева:

Но и тут уж, братец мой
Удивлял ты всех порой.
Даже опытных в дебатах
Заграничных дипломатов.
До сих пор им не понять,
Чем страшна у Кузьки мать.