Русский преферанс

В правой с утра до вечера раздаётся шум, и говор, и задушевный хохот; в окнах этой половины беспрестанно мелькают свежие, румяные головки, и до слуха проходящих доносится то звук беглой вариации, то отрывок арии, спетый звонким контральто; между тем как в левой жизнь ничем не проявляется. Ворота заперты на замок; окна закрыты непроницаемыми шторами; стоит только набросать соломы на мостовую — и вы подумаете, что тут лежит кто-нибудь больной при смерти.

В этом могильном отделении живёт некто Борис Борисович Хрюкченко, который бережёт тут дивное сокровище — молодую жену.

Борис Борисович гадок, как смертный грех: голова его покрыта густыми рыжевато-серыми волосами, правый глаз заплыл огромным перламутровым бельмом, а в создании его физиономии природа не принимала, по-видимому, никакого участия, а как будто самый неискусный портной стачал её из различных кусков. Жена его, напротив, говорят, красавица.

От этого-то демон ревности гложет этого человека никак уже лет шесть.

Хрюкченко служит в одном присутственном месте. И часто вот что случается: сидит он в присутствии, занимается делами, — вдруг бог знает что придёт ему в голову… он бросит дела, вскочит как сумасшедший и, бледный, расстроенный, иногда без шапки, бежит домой посмотреть, что делает жена.

Наконец, если кому из моих читателей случится быть в том городе, где живёт Хрюкченко, тот непременно встретит там мужчину, который гуляет иногда под руку с дамой, постоянно закрытой частой вуалью, как чадрой, и который делает преужасные гримасы каждому, чей взор устремляется на этот таинственный покров. Кому удастся встретить такого человека, тот узнает и городок, в котором живёт Хрюкченко, и самого Хрюкченко. Одним словом, он воспитывает жену, как одалиску, и немногие могут похвалиться, что видели её когда-нибудь.

Единственная цепь, которой эта бедная затворница прикреплена к остальному человечеству, есть преферанс.

Всякий четверг собирается к Хрюкченко несколько человек избранных знакомых — и только в это время мрачное жилище ещё оживляется немного.

Чудное дело! Преферанс имеет на эту чёрствую душу точно такое же влияние, как музыка на морских свинок: за преферансом буря ревности утихает в груди его; душа его, так сказать, растворяется; к людям рождается сладкая доверительность. Жена его пользуется в это время совершенной свободой, до такой степени, что каждый четверг она разыгрывает дуэт из итальянцев с одним Иваном Спиридоновичем, который постоянно является к ним в этот вечер.

Точно какая-нибудь пелена набросится на глаза ревнивца!.. Точно рука какого-нибудь чародея прикуёт его к ломберному столу!..

П. А. Федотов «Капиталисты» 1848–1849 гг. 30,9 × 21,3 см.

В нижней части рисунка подпись:

1 — Да пошли же за свечою.

2 — Да пошли ты… ты в выигрыше.

1 — Пошли ты, я тебе сотру 50 000.

Государственный Русский музей, СПб.

Но вот сегодня четверг: пойдемте со мной в квартиру Хрюкченко! Надеюсь, это для всякого интересно?

Преферанс у Хрюкченко в полном разгаре, играют на двух столах. Но стоит только бросить взгляд на гостей его, чтобы увидеть, до какой степени он осторожен в выборе знакомства: гости Хрюкченко все поголовно годятся в герои любой Хогартовской карикатуры. За одним столом образовался настоящий зверинец: тут сидит какой-то степной помещик, до такой степени похожий на медведя, что ему не достаёт только цепи, продетой сквозь губу: он толст, широкоплеч и сутул; суставы его пальцев поросли густыми волосами, из-под нависших бровей светится свирепый взгляд.

Другой гость — со своими маленькими круглыми глазами, с огромным носом, на самом кончике которого сидит длинная бородавка с закорючкой, и со своим отвислым подбородком — чрезвычайно похож на обыкновенного русского индюка. Третий смахивает на петуха голландского: это презлой и призадорный старичишко; брови его вздёрнуты до половины лба; верхняя губа необыкновенно длинна; над ней острый вздёрнутый нос похож на коромысло.

Злое, круглое, кошачье лицо дамы дополняет этот зверинец.

Сам Хрюкченко сидит за другим столом. С ним играет доктор-немец и какая-то дама средних лет.

В зале за фортепиано сидит молодая хозяйка и поёт с Иваном Спиридоновичем дуэт из Лючии.

Преферанс длился уже более часа обычным порядком. Как и всегда, на несколько минут наставала тишина; изредка отрывистый спор, как порыв ветра, мчался по комнате; иногда дама, похожая на кошку, кашляла и чихала, отмахивая от себя сигарный дым, который индюк неосторожно пускал ей под нос.

Хрюкченко был в самом весёлом расположении духа. Ему было так хорошо в своём кресле, как в знойный день в прохладной купальне. В этот вечер ему везло, и он рассыпался в присказках и прибаутках, на которые был неистощим за преферансом.