К Букильону
(управляющему Плещеева)
De BouquillonJe vais chanter la f^ete;Je creuse donc ma t^ete,Mais je me sens trop b^etePour celebrer la f^eteDe Bouquillou.Cher Bouquillon,Je suis trop t'emeraire,Je devrais bien me taire;Mais comment ne pas braire,Que la f^ete m’est ch`ere,Cher Bouquillon.Pour BouquillonInvocons donc la rime!Et grimpons sur la cimeDe l’Olympe sublime.La muse nous animePour Bouquillon.O, Bouquillon!Ce jour qui va paraitre,Il t’a vu d'ej`a na^itre,Mais il me fait connaitreQue tu n’es plus `a na^itre,O, Bouquillon!Par BouquillonS’embellit la nature!Son ^ame est bon et pure,Je dis sans imposture,Je l’aime, et je le jurePar Bouquillon[134].
Ему же
(отрывок)Был на свете БукильонИ поэт Жуковский,Букильону снился сонПро пожар московский.Видел также он во сне,Что Пожарский на конеЕхал по Покровской.О, ужасный, грозный сон!Знать, перед кручиной!Вот проснулся Букильон,Чистит зубы хиной.Пробудился и поэтИ скорехонько одетОн в тулуп овчинный…
Записка к Свечину[135]
Извольте, мой полковник, ведать,Что в завтрашний субботний деньЯ буду лично к вам обедать,Теперь же недосуг. Не лень,А Феб Зевесович мешает…Но буду я не ночевать,А до вечерни поболтать,Да выкурить две трубки,Да подсластить коньяком губки,Да сотню прочитатьКое-каких стишонок,Чтоб мог до утра без просонокПолковник спать.В октябре 1813 года русское общество праздновало разгром Наполеона в битве под Лейпцигом. Победный дух нации, патриотизм – вот что было на устах у всех… Нового года ждали как этапа очередных свершений и побед, которые были не за горами (в апреле 1814 года Наполеон отречется от трона Франции, а в мае произойдет подписание Парижского мирного договора).
Конец декабря 1813 года в Муратово отмечали настоящим весельем. Екатерина Афанасьевна Протасова «разослала много приглашений по соседству, Жуковский приготовил стихи. Увеселенья начались с фокусов и жмурок. Бегая друг за дружкой, молодые люди поглядывали, в ожидании сюрприза, на таинственный занавес, прикрепленный между двух колонн, поддерживавших потолок залы. В данную минуту занавес поднялся, и перед зрителями явился Янус. На его затылке была надета маска старика; голову окружала бумага, вырезанная короной, над лбом было написано крупными буквами число истекавшего года 1813
; над молодым лицом стояла цифра 1814. Обе надписи были освещены посредством огарка, прикрепленного к голове римского бога. Его роль исполнял один из крепостных людей, которому приказано было переносить, не морщась, боль от растопленного воска, если он потечет на его макушку. Старик Янус поклонился обществу и промолвил:Друзья, мне восемьсот —Увы! – тринадесятый,Весельем не богатыйИ очень старый год.Потом он обернулся к публике молодым своим лицом и продолжал:
А брат, наследник мой,Четырнадцатый родом,Утешит вас приходомИ мир несет с собой.В ответ на слова Януса прозвучала полночь, выпили шампанское и сели за ужин»[136]
.Все шло своим чередом и развивалось так, что, как отмечала А. П. Киреевская, «постороннему взору и приметить перемены какой-нибудь невозможно»[137]
. Однако именно 1813–1814 годы для муратовского общества были самыми напряженными. На глазах родных и близких шла мучительная борьба В. А. Жуковского за руку Марьи Андреевны Протасовой. Киреевская не только знала о глубоком чувстве Василия Андреевича к Марье Алексеевне и его страстном желании жениться, но и принимала в том живое участие. Впрочем, не только она…