Русский реванш. Ледокол Сталина

Я не обучался на маркетолога, но даже дилетантских знаний человека двадцать первого века здесь вполне хватает. Выбирать то не из чего, только газеты да «наружка» на афишах, поэтому кашу маслом не испортишь. Со ста тысяч экземпляров мне бы причиталось пятьдесят тысяч, вот на них и гульнём, такие деньги у Граналя точно есть.

— Понимаю. У вас очень интересный не только литературный стиль, но и подход к делам. Оплачивать заведомую критику — это ново.

— Это вложения обязательно окупятся, мсье Граналь. Всё реклама, кроме некролога. С критиками я поспорю, есть у меня аргументы.

А ещё мне нужна видная трибунка во французской медиасфере. Сейчас это газеты и театр с синематографом, который скоро станет звуковым. Скоро и радио подключится в эту самую медиасферу. Мы сможем сделать неплохой бизнес, если Граналь оправдает доверие.

— Я совершенно не разбираюсь в вашем театре, мсье. Полагаю, вы лучше меня выберете постановщика.

— Мне нужно подумать, мсье Малетин. Слишком необычные у вас методы, постановка ведь должна попасть в общий поток.

— Совершенно верно, мсье Граналь. Скандальность приветствуется, максимальная критика приветствуется даже в самых злобных формах, лишь бы не молчали.

— И снова весь ваш гонорар направляется в рекламу. Вы надеетесь заработать переводами и изданием за границей? Уверены, что там про трёх французов будут читать больше, чем в самой Франции?

Вообще-то, главная цель всей начинающейся кампании будущий фильм, первый в истории звуковой, но и в международном спросе уверен на все сто. Но это мы сейчас обсуждать не будем.

— Это моя первая повесть, но далеко не последняя, мсье. Я рекламирую прежде всего себя, а не конкретный текст.

И это тоже, так что не соврал ни разу. Георгиевскому кавалеру и Командору Ордена почётного легиона Андрюхе Малетину не стало бы за меня стыдно. Разве что за попёртую у Ремарка общую идею, но ведь она переработана из условной пьесы Чехова в сценарий для фильма Гая Ричи. В театре такое подать сложно, но и там «дер шкандаль» организовать можно, в театре французы от Бродвея ещё не отстают, а вот в кино уже вполне реализуема всякая триллерщина-блокбастерщина. То есть станет реализуема с приходом звука.

— Хотите получить Нобелевскую премию по литературе?

— Рассчитываю на это вполне обоснованно. Не вижу достойных конкурентов.

— Я в деле, мсье Малетин.

— Тогда запускайте кампанию завтра-же, как только нотариусы заверят контракт.

— Не хотите подождать до награждения? О нём обязательно напечатают.

— Необходимо успеть поднять шум до того, мсье Граналь. Я не планирую долго оставаться во Франции.

— Возвращаетесь в Россию?

Так я тебе и сказал.

— По большому кругу, мсье. Раскрыть вам свой маршрут я пока не готов, но уже готов доверить представлять вам свои интересы во Франции. Идею вы поняли. «Год Верденской мясорубки» — это пробный шар. Доверяю вам его разыграть. Полностью доверяю. Мне интересен результат.

— И мне он очень интересен, мсье Малетин. Есть в вашем подходе что-то не от мира сего.

Молодец. Главное чуешь. Должны сработаться. Кадры не набегут из ниоткуда, их нужно растить самому. Граналю всего сорок два, его ресурса хватит надолго.

— Тогда добавляем этот пункт в наш договор — вы мой агент во Франции. Творите, мсье, постарайтесь удивить даже меня и вы не пожалеете.

Глава 2

Рекламная кампания «Года Верденской мясорубки» стартовала 23 ноября 1918 года и за первыми экземплярами книги, поступившими в продажу 25 ноября, очередь занимали с раннего утра. Странно, но первый из критиков, очень популярный писатель Анатоль Франц раскритиковал не сам текст, а его продвижение в продажу. Голая суть его критики свелась к — «Так не честно!» Честно-не честно, а тираж продолжали расхватывать. Всё, что завозилось, читатели раскупали с самого утра. Мсье Жюль Граналь с моей подсказки объявил подписку по предоплате, с рассылкой по почте. Оказывается, и до этого здесь ещё никто не додумался, а зря. Книготорговцы ведь зарабатывали не меньше издателей и авторов — естественно разразился новый скандал.

К моменту прибытия в Париж полковника Готуа, только в столице разошлось больше тридцати тысяч экземпляров книги и больше их в открытую продажу не поступало. Граналь объявил о полностью проданном по подписке стотысячном тираже, на который у него подписан контракт с автором, а Эндрю Малетин стал самой обсуждаемой персоной во Франции, и это несмотря на отречение германского императора Вильгельма Второго.

— Да уж. Удивили, Андрей Николаевич. Надеюсь, у вас найдётся несколько книг для сослуживцев?

— Вы меня в краску вгоняете, Георгий Семёнович. Ума не приложу — с чего вдруг такой ажиотаж. Французы слишком экспрессивны, и мой издатель этим воспользовался.

— Бросьте, Андрей. Книгу обсуждает вся Франция. Даже Ромен Роллан, а ведь он Нобелевский лауреат.

— Мсье Роллан меня ругает.

Все ругают, причём не бесплатно. Критику оплачивает мой издатель, он-же агент.

— Ругает за воспевание военной романтики и чрезмерный реализм в описании насилия. Кому как, а мне ещё сильнее захотелось прочесть…