Но в это время поспешными шагами вышел высокий, сухощавый господин с понурой головой и сразу обращающими на себя внимание глазами. Казалось, эти глаза раньше его вошли в переднюю. Это были действительно одни из ужаснейших глаз на свете. Перед их взглядом каждый другой взгляд тотчас же опускался, сам обладатель их, вероятно, прекрасно знал действие их и потому старательно щурил, а временами закрывал даже совсем.
Это был сам Карл Федорович Шнейдер. Увидев его, и женщина и собака пришли в замешательство, первая, бормоча что-то, отошла, а вторая, поджав хвост, полезла под высокий деревянный диван, стоящий тут же, в передней.
— Что вам угодно? — сдержанным грудным голосом спросил внушительно директор.
Долянский рекомендовался.
— Пожалуйте сюда! — монотонно заявил он.
Долянский вошел за ним в какую-то боковую дверь и очутился в странной комнате. Обои были совершенно черного цвета; черный клеенчатый диван занимал значительную часть ее, такие же несколько кресел и стол, обтянутый черной же клеенкой, составляли все ее убранство. На столе ничего не лежало и не стояло. Комната имела совершенно нежилой вид и слабо освещалась стрельчатым окном, по ту сторону украшенным солидной решеткой.
Пахло затхлостью и сыростью.
— Прошу садиться! — монотонно сказал угрюмый хозяин, а когда Долянский опустился на кресло, сел сам и вдруг во всю ширину раскрыл свои страшные глаза.
Невольная дрожь охватила молодого врача и мурашками пробежала по спине.
— Я вас попрошу, — уже густым и громким басом начал директор, — тотчас же отправиться в контору… и там явиться моему помощнику, Иосифу Вальтеровичу Кунцу! Вы с ним сделаете приблизительный осмотр заведения, после чего попрошу вас опять зайти ко мне…
После этого Шнейдер порывисто встал; встал и Долянский.
— Вы не знаете еще, где контора?
— Нет.
— Манекен вам покажет… швейцар… старик, который сидит у двери.
И, провожая нового психиатра, директор крикнул, высунув голову в щель приотворенной двери:
— Манекен! Проводи доктора в контору.
Старик вскочил как ужаленный и, тяжело ступая, подбежал к Долянскому.
— Пожалуйте! — торопливо заговорил он. — Пожалуйте за мной, направо… Сюда, в коридор.
Направо из вестибюля действительно виднелся длинный полутемный коридор. Только в самом конце брезжило окно, и на всем протяжении не было ни одной двери.
Манекен, как-то неестественно согнувшись и болтая руками с таким видом, как будто он собирался броситься на четвереньки, пошел вперед. Тяжелые, мерные шаги его наполняли коридор странным шумом.
В самом конце у окна, выходящего во внутренний сад, направо оказалась большая дверь с надписью на зеленой доске:
Широко распахнув эту дверь, Манекен заковылял назад, а Долянский очутился в просторной комнате, заставленной клеенчатыми диванами и креслами. Налево была другая дверь с надписью: «Контора», а направо — «Кабинет старшего врача». Очутившись один, в совершенно пустой комнате, Долянский затруднился было, куда направиться, но, прочтя надписи, отворил дверь кабинета врача, за которой слышался говор нескольких голосов. Это была несколько меньшая комната с громадным письменным столом у окна, украшенным наглухо вделанной чернильницей и воткнутым в нее пером. Кроме двух пепельниц, на этом столе, как и в приемной директора, ничего не было.
На диванах и креслах, тоже массивных и обитых клеенкой, в разных позах сидело человек семь.
Это были врачи, собравшиеся поболтать до обхода.
Двое — были старики; один длинный, худой как жердь, с мутными серыми глазами, другой лысый, толстенький, с массивнейшей золотой цепью на выпуклом животе. Остальные пять имели хотя не старые, но очень угрюмые физиономии.
За письменным столом, перекинув коротенькую ножку через подлокотник кресла, сидел худенький человек восточного типа с глазами, напоминающими коринки[5]
, вставленные в голову булочного жаворонка, непомерно длинный, острый нос дополнял это сходство, а редкая всклокоченная растительность на голове походила на перья. Это был Иосиф Вальтерович Кунц.При появлении Долянского все удивленно смолкли, а он вскочил с кресла и быстро подошел к молодому врачу с таким видом, как будто хотел преградить ему дорогу в глубь комнаты.
— Что вам угодно?.. Что прикажете?.. — закартавил он, беспокойно мигая своими черными глазками.
Долянский рекомендовался.
— А-а! Очень приятно!.. Очень приятно… садитесь… Господа, наш новый коллега!.. Садитесь, пожалуйста… Вы уже были у Карла Федоровича?
— Ага!.. Были!.. — продолжал он, не дав Долянскому ответить. — Хорошо-с… Садитесь, пожалуйста!..
Долянский давно уже сидел и потому не без удивления окинул глазами эту странную, тревожную фигурку.
— Долянский, здравствуйте! — сказал кто-то из глубины комнаты.
Молодой врач быстро оглянулся, пригляделся и вскочил, радостно протягивая руки:
— Болотов?! Ты?! Какими судьбами?!
— Именно «судьбами», — ответил лохматоголовый гигант в очках и сильно ношенном костюме.
На это возражение несколько человек засмеялись, а Кунц, хихикая, стал потирать свои маленькие ручки.