Русский самородок. Повесть о Сытине

Вот варена с имбирем,
Варил дядя Симеон.
Вот медова с имбирем,
Даром денег не берем.
Собирайтесь, тетки, дяди,
Вареную покупать,
А я буду, на вас глядя,
Веселую распевать.
Все сходитесь песню слушать
Да медовку мою кушать.
Вот явился дядя Влас,
Почин сделал первый раз.
Прибежал за ним Увар,
Спотыкнулся и упал.
Припожаловал Назар,
Покупателей созвал.
Пришел дядюшка Егор,
Пошел патоке разбор.
Пришла тетушка Ненила,
На грош патоки купила.
Пришел дядюшка Мартын,
Дал за песню мне алтын.
Пришла тетушка Арина,
Ела патоку, хвалила.
Пришел дядя Елизар,
Пальцы, губы облизал.
Пришла тетушка Аксинья,
Ела патоку насильно.
Налетел дядя Борис,
С ним за патоку дрались.
Пришел дядюшка Вавил,
От медовой так и взвыл.
Разлетелся дядя Прохор,
Не попробовал, заохал.
Пришел дядюшка Абросим,
Рассердился, деньги бросил.
Пришел дядюшка Федул,
Только губы он надул.
Пришел дядюшка Устин,
Свои слюни распустил.
Вот так дядя Симеон!
Всякий скажет – молодец,
Всю распродал с имбирем, —
Тут и песенке конец.

В таком же духе, с прибаутками да с песнями, были не десятки, а сотни разных картин на вкус деревенских зрителей и покупателей.

Интеллигенция, искавшая в мужике опору и желавшая ему всяческих благ, тоже не отворачивалась тогда от таких лубочных произведений, видела в них выражение народного духа, его потребность позабавить себя, облегчить хоть чем-нибудь свою нелегкую крестьянскую участь.

Были на выставке и картины с народными песнями: «Во лузях, во лузях, во зеленых во лузях», «В селе малом Ванька жил, да Ванька Катьку полюбил», – и с такими прощальными, унылыми песнями, как «Куда ты, друг мой, уезжаешь на тот погибельный Кавказ».

Была картина и на стихотворение Пушкина: «Под вечер, осенью ненастной, в пустынных дева шла местах».

Некоторые картины-листовки на этой выставке носили познавательный характер. Хотя уже и существовала четверть века николаевская железная дорога между Москвой и Петербургом, однако даже вблизи от нее – а что говорить о далеких, за тысячи верст отдаленных углах, – «глазастый пыхтун» – паровоз считался силой дьявольской. И одной из самых ходовых листовок, опять-таки с простым, ясным рифмованным текстом, была «Железная дорога»: дымящий паровоз выводил вагоны из-под вокзального прикрытия, а под рисунком такой текст:

…Небывалая краса, —
Это просто чудеса.
В два пути чугунны шины,
По путям летят машины…
Закипит вдруг самоваром,
Фыркнет искрами и паром,
Плавно мчится, не трясет —
Словно вихрем понесет.
Скородвижно, самокатно,
Посмотреть весьма приятно.
Что за дивная загадка:
Отчего сильна лошадка? —
Оттого так здорова,
Не овес ест, а дрова…
До чего народ доходит, —
Самовар в упряжке ходит!..

Сытин на этой выставке лишний раз убедился в том, что распространение среди малограмотного и неграмотного народа печатных иллюстраций с доходчивым текстом является делом не только выгодным, но и благородным, общественно полезным. Прийти к такому выводу и оценке своего дела было не так трудно. Ведь что знал, что видел, где бывал житель русской деревни? Два «общественных» заведения: церковь и кабак – и такую пустоту в своей избе, что от лихого недруга можно было ее «запирать» веником в скобу или деревянной лопатой впритык. И никто не заглянет: взять там нечего и посмотреть не на что. Крестьянин того времени не знал ни книг, ни газет, ни журналов, ни календарей. Разве забредет в деревню с поводырем слепой старец, споет что-нибудь о непорочном зачатии девы Марии; да еще, собравшись вечерком при свете лучины, мужики, чередуясь, расскажут сказки-вранины. Вот и вся «культура». В таких условиях появление лубочного «простовика» и литографской картины в духе того же народного лубка было делом добрым и полезным. И на Всероссийской художественно-промышленной выставке не случаен оказался интерес к сытинскому разделу.