Русский штык на чужой войне

Тогда наличие больших групп иностранных добровольцев вредило Франко в политическом плане, который и так был озабочен своим подпорченным имиджем как опирающегося на прямую военную помощь Германии, Италии и Португалии.

Впрочем, это произошло уже позднее, после того как республиканцы получили солидную помощь из СССР и других стран. Они направили ему на помощь целые армейские части вроде печально знаменитого германского авиационного «Легиона Кондор», равнявшегося по мощи усиленной дивизии. Все вместе они доходили в «пиковый» момент войны до 100 тысяч человек против не более чем 40 тысяч «интербригадовцев».

Как бы там ни было, но опасения каудильо насчет «белых» имели под собой реальную основу. Ведь реально «испанский смотр» символизировал разложение белогвардейцев: из тех, кто воевал на стороне Франко, в лучшем случае можно было составить лишь роту, тогда как из тех «белых», которые сражались за республиканцев, по свидетельствам советских участников этой борьбы, можно было сформировать полк.

И лишь оказавшись в Испании, Шинкаренко смог на своей шкуре ощутить, как ошибались лидеры Белого движения, выдвигая свои расчеты относительно Франко.

Шинкаренко пытался исправить ситуацию, бомбардируя последнего своими обращениями. В последнем и, вероятно, самом ярком послании он заявил, что «Белая Россия и национальная Испания наравне делят призвание благородного дела защиты европейской христианской культуры» и что россияне на испанской земле сражаются «против своих смертельных врагов, с которыми они дерутся с 1917 года», и просил содействовать в прибытии сюда белогвардейцев[673].

Пятью днями позднее Франко прислал ему первый и единственный ответ на многочисленные обращения подобного рода. Он благодарил Шинкаренко за «его дела в национальной Испании», но твердо отказал в его просьбе[674].

Далее Шинкаренко направил Франко грандиозное по объему прошение, в котором изложил этот план реанимации Белого движения, заявив, что если каудильо предоставит ему свободу в формировании русских частей, то на его призыв откликнутся многие русские эмигранты со всего мира[675].

В данном случае Шинкаренко говорил о крупной пехотной части с пулеметами и артиллерией. Как позднее он объяснял Франко при личной встрече, что служить и сражаться было «русской специальностью» и что это стало известно во всём мире.

Однако его ожидало разочарование – каудильо твердо отказал ему.

Впрочем, эта неудача только разожгла уязвлённое самолюбие российского военного, разжалованного самой историей из генералов в рядовые. С этого времени он не оставлял надежд снова встретиться с лидером националистов «с глазу на глаз». Шинкаренко был уверен, что если поговорит с каудильо лично, то генералиссимус его услышит.

В июле 1937 г. он подал Франко соответствующее многостраничное прошение, в котором он предлагал ему другие способы борьбы «с большевизмом» и снова изложил желание собрать рассеянных по свету рыцарей Белой мечты и просил испанского лидера встретиться с ним лично, чтобы выразить ему «чувства старого солдата императорской России».

Как ни странно, ему это удалось воплотить в жизнь, когда он валялся в госпитале после своего ранения. Добиться аудиенции ему помогло прошлое «госпитальное знакомство» в Сарагосе с видным монархистом генерал-майором Альфредо Кинделано, который фактически некоторое время даже возглавлял испанское монархическое движение и одновременно руководил военно-воздушными силами националистов.

Он познакомил Шинкаренко с Хосе Антонио Сангронизе Кастро, главой МИД кабинета Франко, который договорился о встрече бывшего русского генерала, а ныне рядового с испанским генералиссимусом.

То, о чем мечтал Шинкаренко, случилось 5 августа 1937 г. Русский доброволец нашёл лидера националистов хорошо приготовленным к встрече, о чём, по его мнению, свидетельствовала его парадная форма с «иконостасом» из орденов и медалей.

Впрочем, как позднее писал Шинкаренко, таким «маскарадом» Франко пытался скрыть свою усталость от бесконечной напряжённой работы. По словам русского генерала, Франко был «более худым, чем на фото, но все еще круглолицым. Подобно многим испанцам, он был склонен к плешивости, но обладал красивым, мужественным нордическим лицом»[676].

Внешне Франко казался Шинкаренко любезным. В немалой степени этому способствовало то, что их общение происходило на испанском языке, хотя русский генерал на тот момент освоил его еще достаточно слабо. Однако ему так и не удалось убедить лидера националистов в своей правоте.

Возможно, причина его неудачи объяснялась как раз слабым знанием испанского языка. По свидетельствам как русских, так и испанцев, даже спустя 20 лет почти непрерывного проживания в Испании, русский генерал так и не смог его сносно выучить.

И внешнее расположение Франко к Шинкаренко оказалось обманчивым. Каудильо интересовался его ранениями, но русский доброволец ясно почувствовал в этих вопросах «странную внутреннюю холодность».