Русский штык на чужой войне

Дальнейшая судьба одного из самых ярких русских офицеров Николая Ширкова также сложилась трагически. Его постиг тот же печальный конец, как и многих других эмигрантов, разбросанных по всему миру и оставшихся наедине с самими собой, на чужбине, за которую они нередко отдавали свои жизни, но которая так и не могла им заменить потерянную Родину.

«Ту великую боль, которую Ширков постоянно носил в своей благородной душе, он попытался убить или, может быть, заглушить парами алкоголя, и это «лекарство» скоро свело его, одинокого и забытого всеми, в могилу», – с горечью пишет искренне его любивший генерал парагвайской армии А. Рамос, рассказавший в своих мемуарах о последней встрече с этим человеком, которая оставила, по его собственному признанию, в его душе «неизгладимый след»: однажды в холодное июльское утро (июнь – август в Парагвае, как и во многих тропических странах южнее экватора, являются самыми холодными, поскольку они и считаются «зимними») 1940 г. он натолкнулся на опустившегося бродягу в рубище, в котором он с ужасом узнал «некогда бравого майора Ширкова, живую легенду Чако!»

Тот тоже узнал своего командира, и они остановились поговорить. Выяснилось, что Ширков больше не хотел жить в Асунсьоне, так как стыдился своего нынешнего положения и не хотел, чтобы его видели знакомые ему люди.

Перемены в его судьбе за считанные годы с момента завершения Чакской войны были разительные. Ширков еще недавно был богат, а теперь не имел средств даже на нормальное питание.

Напоследок он попросил у своего бывшего командира денег на покупку билета до городка Педро-Хуан-Кабальеро, расположенного на границе с Бразилией, чтобы, по его собственным словам, «остаться там навсегда».

Пораженный до глубины души увиденным, Рамос пошел ему навстречу, понимая, что он фактически исполняет последнюю волю человека, готовящегося к смерти. Там, в Педро-Хуан-Кабальеро, Ширков вскоре и умер.

«Его убили безразличие, неблагодарность и эгоизм людей, которые не сумели или просто не захотели помочь ему достойно завершить жизненный путь. Он не получил признательности от страны, столь многим ему обязанной, – с горечью говорил полковник Рамос. – Я абсолютно уверен в том, что майор Николай Ширков хотел бы погибнуть также как капитан Касьянов в Пуэсто-Навидад, упав на оборвавший его жизнь пулемет»[1216].

Иностранные «паразиты» и русские благодетели

Наших соотечественников вскоре непосредственно затронул приход к власти в Парагвае полковника Франко, победа которого во многом стала возможной благодаря его призывам бороться против засилья «кровососов-иностранцев».

На положении русских парагвайцев это отразилось по-разному. С одной стороны, нежданно-негаданно в разряд «паразитов» попали и некоторые русские – те, кто, по его мнению, не приносил реальной пользы Парагваю[1217].

Разумеется, это не касалось ветеранов Чакской войны, с которыми Франко бок о бок дрался против общего врага и высоко ценил их доблесть и воинский профессионализм. Поэтому, не успев прийти к власти, он, с одной стороны, начал прижимать иностранцев, а с другой стороны, одновременно всячески поощрять русских военных, стремясь, чтобы их заслуги были по достоинству вознаграждены.

Не последнюю роль Франко сыграл и в увековечивании памяти наших соотечественников, причем не только павших, но и живых. Именно во время его правления в стране появилось заметное число памятников, посвященных русским, а улицы парагвайских городов украсились их именами.

Жизнь И.Т. Беляева после окончания Чакской войны

Особого внимания заслуживает дальнейшая судьба Ивана Тимофеевича Беляева. После окончания Чакской войны он продолжил защищать индейцев. Белогвардейский генерал добился того, чтобы им выделили в собственность остров на реке Парагвай, находящийся недалеко от Асунсьона.

С его помощью они основали там колонию, доступ куда посторонним, то есть белым, был закрыт. Естественно, что это не распространялось на самого И.Т. Беляева. Создание этого «Индейского центра» позволяло ему чаще видеть своих краснокожих братьев и уделять решению их проблем намного больше, чем раньше, времени и сил. Иван Тимофеевич каждый день наведывался к своим краснокожим любимцам и преподавал им различные науки и основы религии.

В итоге он стал общепризнанным индейским «белым вождем», касиком. При этом не обошлось без курьеза: у чимакоков Беляева сделали вождем клана Тигров (так в Парагвае иногда называют ягуара).

Понятно, что сам Иван Тимофеевич этим ужасно гордился. Правда, по свидетельству современников, «маленький, щуплый и благодушный Беляев был похож на тигра, как гвоздь на панихиду. Дома жена ласково называла его «Заинькой», и это подходило ему больше»[1218].