Русский спецназ. Трилогия в одном томе

Верхняя часть панциря, разделившись на три равные части, разошлась в разные стороны – одна чуть вперед, открываясь, как шкатулка, две остальные, что по бокам панциря, ушли вверх. Обнажились внутренности черепахи, точно ее препарировали, разрезали острыми ножами панцирь. Впереди одно кресло, за ним – сдвоенное. В него‑то и сел Шешель, неуклюже перевалившись через борт, как кукла или паралитик. За штурвал уселся водитель. Он был рад, что ему доверили эту роль.

Шешель уже со всеми простился и в течение двух недель сидел на карантине, чтобы накануне старта, не дай бог, не подхватить какую‑нибудь болезнь. Облученная космическими сияниями, она может трансформироваться, превратиться в новую чуму, которая выкосит половину человечества, если его корабль вернется на Землю. Пусть уж он тогда сгорит в атмосфере.

Титр в картине, поясняющий это, будет менее объемен. Слов пять. Не больше.

С женой он виделся только через прозрачное стекло. Он мог притронуться к нему с одной стороны, а Спасаломская в это время приставила ладонь – с другой. Но стекло было слишком толстым. Они не ощутили бы тепло друг друга, держи они руки вот так хоть целый день. И все же, когда Шешель дотронулся до стекла, он что‑то почувствовал, будто слабый разряд тока прошел через центр его ладони, разошелся до кончиков его пальцев и поднялся по руке до локтя.

Их губы что‑то шептали, складывались в трубочку и снова расправлялись. Поняла ли Спасаломская, что в этой сцене он отошел от сценария? Нет, он не стал изменять текст. Все в этом тексте его устраивало. Это он говорил ей, что любит ее, а не космонавт, который летит на Луну. Он смотрел в глаза Спасаломской и не мог прочитать, что шепчут ее губы. Толстое стекло не пропускало звуков.

– Вы так убедительно играли, – сказал ему после съемок Томчин.

«Я не играл», – хотел ответить ему Шешель, но сказал только:

– Спасибо.

– Мне‑то за что? – удивился Томчин. – Вам спасибо.

– И вы сегодня были неподражаемы, – сказал Томчин Спасаломской.

– Спасибо, – после некоторой паузы сказала Спасаломская.

– Вы точно сговорились сегодня, – бросил Томчин.

– Может быть, – сказала задумчиво актриса. – Может быть.

Она посмотрела на Шешеля так пристально, будто впервые увидела его и выясняет, что это за человек и как к нему относиться впредь, потом она улыбнулась, а он ей ответил тем же. Она его поняла правильно. Слов для дальнейших объяснений не понадобилось. Взгляда хватило с лихвой.