Этот вечер и эта ночь… Хм. Повторится ли такое?Уставшие, они болтали почти до утра, потому что подольше хотели продлить ускользавшую ночь. Она еще оставалась с ними, когда рассвет стер с небес звезды, разлил красную краску на горизонте, будто там запылало множество костров, будто приближались несметные полчища, поджигая все на своем пути, и, пока они еще не пришли, нужно воспользоваться последними минутами покоя. Их больше ведь не будет.Ночь забилась под кровать, а они, чтобы ей не было так страшно, задернули окна шторами, и рассвет, отчаявшись пробраться в комнату, ушел прочь.Разговоры все были пустые и легкие, как ветер, и сладкие, как мороженое, которое тает, только положишь его на язык. И так же таяли слова в их ртах. Чтобы узнать, что ел собеседник, они слизывали слова друг у друга с губ…Крик оглушил его, ворвался в барабанные перепонки с такой силой, будто он приложил ухо к земле, а в это время по ней одновременно топнули тысячи лошадей. Он вздрогнул, встал с кресла черепахи, потому что весь стадион тоже встал, приветствуя его. Как давно он не испытывал это чувство. Лет пять уже. Поклонники его не забыли, но на руках носили уже других.Все искусственное. То время вернуть невозможно, даже если он все бросит, вновь сядет за руль гоночного авто и выиграет Императорский приз, все будет иначе. Не так. Не так. Ему захотелось плакать, но даже водитель, обернись он к нему, не увидел бы слез сквозь стекло шлема. Все остальные находились слишком далеко.Держась за бортик авто, Шешель махал руками, поворачивался из стороны в сторону, как флюгер, который привык подставлять свои бока ветру. Не заметив, что ветер уже кончился, он все продолжает привычную работу. Болванчик. Вот он кто.На трибуне для почетных гостей все стояли. Он задержал на них взгляд. Среди множества лиц Шешель все никак не мог разглядеть Спасаломскую. Солнце мешало ему.– Как же он днем на Луну полетит? Ее же не видно.
– Он долго лететь будет. Ночь и наступит.
– Вот, значит, как. Понятно.
Шешель подслушал это разговор, уходя с трибуны. Тогда он улыбнулся, а сейчас, вспомнив о нем, едва не рассмеялся.
Но он разочаровал их. Забираться в ракету он будет совсем в другом месте. В одном из павильонов студии, а пока он поприветствовал императора, когда авто остановилось напротив трибуны для почетных гостей, но говорить те слова, что произносили гладиаторы перед сражением, не стал. Не будет зрелища. Не будет. Вернее, оно будет, но потом.
– Все. Кхе.
Этот крик, даже усиленный мегафоном, все равно был глуше, чем ликующие возгласы толпы. Шешель скорее не услышал его, а почувствовал, потому что до этого крика толпа приветствовала его, а сразу после него точно забыла о нем, будто он мгновенно исчез. От него отвернулись. Люди зашумели, защебетали, стая птиц, узнавшая о том, где рассыпаны хлебные крошки или зерна, и надо долететь туда, пока об этом месте не выведали другие стаи и все не склевали. Они потянулись к выходам со стадиона, получать взамен выданным им листочкам деньги.
Шешель так и стоял в авто, будто оплеванный, провожая их взглядом. Слишком быстро отвергнутый кумир. Он не успел насладиться славой.