Русский транзит

А Бояров, значит, для Сереги – никто и звать никак? А?

– Саш, нет, ну ты пойми! Как ты понять не можешь!..

Теперь уже я не могу понять? Я-то очень даже могу понять. И Серегина маета на больничной койке – в немалой степени оттого, что он давненько не видел, не гладил, не охаживал свою «вольво». И Лийку, конечно, давненько не видел, не гладил, не охаживал, но… это дело если не десятое, то второе. А первое – «вольво».

– Представляешь, ты тут валяешься, а гараж твой раскурочили по наводке и машину угнали, на части разобрали.

– Не сыпь мне соль на раны! – дурным голосом ревел Швед, притворяясь, что ироничен. – Она еще болит!

– Или еще Лийка могла на ней в Апраксин махнуть. У нее ведь тоже документы на машину? А ей ох как деньги сейчас нужны – дорога дальняя.

– Не сыпь мне соль на р-р-раны! – говорил навзрыд Швед, и не получалось у него иронии.

– А так – будет машина в надежных руках.

– В твоих?!

Да, с легковым транспортом у меня некоторым образом… не складывается. Если посчитать только за последний период, времен «русского транзита»: собственная «лохматка», милицейский «мерседес», пожарная «Волга», серебристый красавец (теперь бывший красавец) Николая Владимировича Мезенцева… Я бы на месте Шведа тоже призадумался. Но ему я не дал возможности раздумывать. В конце концов – мне НУЖНА машина. И кончим бессмысленный разговор. Каков бы ни был процесс уговоров, результат заранее известен. Да и процесс протекал хоть и шумно-тягуче, но для проформы – в ожидании Резо: все-таки надо с ним обговорить детали перегона «вольво» из Серегиного гаража под окна больницы.

– И будешь ты, Серега, глядеть на нее из окошка. А я даже побибикаю из нее, чтоб твой слух согреть.

– Да-а, а потом угробишь ее о ближайший «Камаз»!

– Ложитесь, больной. Вам вредно волноваться. Короче, считай, что я тебя уговорил. Понял?

– Понял…

Я изложил Чантурии вариант. Чантурия предложил свой вариант: Бояров никуда на своих не пойдет, а вместо Боярова отправится по адресу Илья или Давид (оба водители что надо, пять лет на «скорой» работали) и аккуратно приедут на «вольво» к больнице. Природно интеллигентный Швед мялся-жался, не возражая и не соглашаясь: с одной стороны, доктор ему – всё, а он доктору вроде бы не доверяет; с другой стороны, не будет ведь Серега растолковывать доктору все тонкости нынешних отношений в семье и возможных эксцессов, если абсолютно чужие люди вдруг возникнут у гаража, и вдруг Лийка именно тогда именно там… ну и так далее.

Я вывел Резо в коридор и доступно объяснил все что мог про кашу, которая заварилась у Шведа, и в которую он сам влип.

– Бедный мальчик! – зацокал языком Резо. – Бедный, бедный! Один, совсем один. Очень тяжело потерять жену…

Нет, никогда не определить, насколько искренне сочувствие у кавказцев. Цокал-то Резо громко и сокрушался с тяжелыми вздохами. Но по большому счету: кого скребет чужое горе?! И Резо, что называется, «принял самое живое участие», но в глазах мелькнул некий огонек – холодноватый, даже не равнодушный, просто никакой. Ритуал ритуалом, но… кого скребет чужое горе?! Весьма напоминал Чантурия в этот момент своего анекдотного земляка, который скорбно повторял: очень тяжело потерять жену, очень тяжело потерять жену… – а потом завершил: практически невозможно!

– А я сначала думал – девочка мальчику жена… – припомнил Чантурия тезку-Сандру.

– Девочка мальчику не жена… – внушительно пояснил я.

– Хорошая такая девочка! – зацокал Резо, но теперь не сокрушенно, а восхищенно. – Мальчик, получается, совсем один, да? Совсем один?

– Девочка тоже получается совсем один! – поддел я Чантурию тоном. Что-то мне перестала нравиться наша беседа: я ему про машину, а он мне про шерочку с машерочкой.

– Я могу девочке хорошее место найти. Я Марине скажу, она завтра из отпуска выходит, – Марина девочку хорошо пристроит. Надо девочку хорошо пристроить.

– Резо! – прервал я ритуальное доброхотство. – Давай пока хорошо пристроим машину. Есть у тебя еще вариант?

Вариант был.

Я с ветерком прокатился в салоне «скорой» – матовые стекла, да и кто станет разглядывать, кто рискнет тормознуть «скорую» при сирене и полных огнях. За рулем сидел Давид. На ближних подступах к Комендантскому он сирену отключил, чтобы не всполошить весь спальный район, беззвучно подкатил к Серегиному боксу. А там уж я управился сам, открыл ворота, вывел «вольво», запер гараж – и мы отправились в обратный путь: Давид на своей, я – на своей (ну на Серегиной… впрочем, моей!).

Лийкины (Серегины) окна были черны и пусты. Ощущалось: нет никого, и не просто с работы еще не вернулись, а относительно надолго никого нет. Да и какая у Лийки работа! Только на дому – пока муж по Питеру колесит, интуристов развлекает, жена плащи строчит из сырья заказчика для кооператива, две сотни заказ, в месяц до трех тыщ деревянными выходило. И если нет Лийки дома, то скорее всего торчит она в Москве у голландского консульства: виза, то-сё.