Русский транзит

Я ухитрился в единственную секунду таки-вывернуть на Кировский, «подрезав» нос какому-то «Москвичу», и тоже врубил полный газ. Ожидал за спиной, позади, лязг и треск, звон стекол – «Москвич» буквально остолбенел, и грузовичок просто обязан был в него врезаться. Но за рулем там сидел ас. Неимоверно петляя, он обошел препятствие, пристроился в хвост «вольво» – и нас тряхнуло.

Еще раз тряхнуло. Преследователь пинал сзади, раздирая и сминая обшивку (бедный Швед! его счастье, что он не видит!). Потом загремело стекло: аккуратное отверстие с паутиной трещин. Ого! Они, кажется, настроены серьезней, чем я полагал. Это уже пуля.

Пуля прошла насквозь, чудом не задев ни меня, ни Маринку. Дырочка в заднем стекле – не беда. А вот то, что и в лобовом – дыра, усложняло положение. Обзор и так был минимальным: я сполз по возможности ниже (Маринка вообще улеглась на пол, скорчившись в первородной позе) – трассы почти не видел, ориентировался по фонарным столбам. Сеть стеклянных морщин не позволяла разглядеть и такую малость.

Мы мчались по осевой Кировского. Я изловчился, задействовав гибкость суставов, выдавил лобовое стекло – ворвался ветер. На мгновение приподнялся… Эх, пораньше бы!

Слишком поздно. В азарте погони мы уже выскочили на мост. Смели заграждения. Красные огни! Мост разводится!

Только и надежда, что зазор еще не катастрофически велик, и перепрыгнем, будто с трамплина.

Надежда вспыхнула и угасла. «Вольво» не достал до противоположной кромки и по дуге ринулся в воду…

Глава 4

Не везет мне с автотранспортом. Собственная «лохматка», милицейский «мерседес», пожарная «Волга», мезенцевская серебристая роскошь, как средство передвижения… «Вольво».

Серега Швед будет весьма э-э… огорчен. Чуяла его душа – не хотел он мне доверять машину даже на короткое время. И прав оказался. Не везет мне с автотранспортом. Точнее, автотранспорту со мной не везет.

Да! Для ровного счета в ту же компанию угроханных по моей милости автомобилей – грузовичок. Маленький, но тяжелый. Очень тяжелый. Бул-льк!

Нас спасло, вероятно, то, что в воздухе «вольво» задрал нос и приводнился на багажник. Нас спасло, вероятно, то, что и я, и Маринка почти лежали на переднем сидении, вжавшись в упругую кожу кресел. Нас спасло, вероятно, то, что лобовое стекло уже отсутствовало.

А вот грузовичок ничто не спасло – он шел за нами, «дыша в затылок». У пассажиров грузовичка был достаточный обзор, достаточный простор для маневра. Но они, судя по всему, тоже увлеклись, а главное, полагали, что Александр Бояров за рулем «вольво» не рехнулся, и значит: соображает, куда и зачем едет. Следовательно, не отстать бы, догнать бы, а там…

За что терпеть не могу корюшку, так это не за то, что она огурцами пахнет (хотя само по себе – противно), а за то, что она, корюшка, по слухам, питается исключительно мертвяками. Будет ей, корюшке, чем питаться некоторое время. Но – не нами. Ни мной, ни Маринкой.

… Вода была горячая, с пенкой, с ароматом хвои, мяты, меда – сложный и вкусный букет. Мы по плечи торчали в воде лицом к лицу, Маринка пихала меня ногами, валяя дурака, старалась подщипнуть за… самое дорогое. В ванне. Вдвоем. На Гражданке. У Маринки.

А в Неве-то, вода, разумеется, была, мягко говоря, прохладной и вонючей. И Маринка, выяснилось, плавала, как топор. Но не хотела – как топор… Потому цеплялась за меня, как осьминог. И если бы я не успокоил ее специфическим тычком, оба ушли бы на дно корюшку кормить.

До берега добирался мучительно долго. Загребал одной рукой, другой буксировал даму за волосы, стараясь, чтобы не хлебнула. Романтика, мать вашу! Белые ночи, багровый блин на горизонте – то ли все еще заходит, то ли уже всходит. Плеск, журчание, тишина-а. Любимый город может спать спокойно. Он так и делал. Конечно, зеваки всегда найдутся – те же владельцы машин, скопившиеся в ожидании сведения моста. Но они пялились туда, куда бултыхнулись «вольво» и грузовичок, – а нас течением отнесло. И далее, далее – я подгребал, подгребал…

Мимо пляжа Петропавловки протащило – течение здесь дурацкое, РАЗНОЕ. Трубецкой бастион, еще дальше…

А вот тут и причалим. Мертвая зона, подальше от любопытных глаз. Раньше здесь «Кронверк» швартовался.

Маринка очнулась, заскулила. Парадно-выходной гарнитурчик изгажен навсегда. Но живы – и слава богу.

Я извлек размокшую пачку денег (уцелели! умеют корейцы шить тренировочные костюмы!), отлепил сотенную и, помахав ею перед первой же машиной, убедил парня-шофера, что нам с ним по пути.

По сложному маршруту, через Каменный остров, торопясь проскочить мосты (два нырка для одной ночи – многовато) – проскочили. А что мокрые до нитки… мало ли! Под дождик попали, трудовым потом покрылись, поливалка окатила. За сотенную можно не только подвезти, но и помолчать, воздержаться от вопросов.

В квартире на Гражданке ничего не изменилось с моего первого визита. Разве только бутылок импортных прибавилось – но все таких же пустых, выставленных напоказ.