— Ну уж и с миром, — возразил Слава, с удовольствием закуривший «Марлборо» из пачки Леонида Михайловича. — Тут совсем рядом с нами случай был. Повадился мишка в гости к геофизикам нашим ходить, что отсюда километрах в двадцати стояли. Вот так же все на помойку к ним ходил. У геофизиков собачка была маленькая такая сучка. Ну и подружилась сучка с мишкой, так сказать, на всякий случай, а может, и просто из уважения к грубой физической силе. Иной раз она к нему на помойку даже куски таскала. Мол, кушай, мил-друг, да Жучку свою не забывай. Дружили они так с месяц. Но тогда не так, как сейчас, было: олешка днем с огнем не сыщешь. Ну, и оскудела помойка. Побежала сучка как-то на помойку, чтобы сердитому мише, который все кругами там ходил, сообщить по дружбе: мол, все, мишенька, ничего не осталось, извини… Но мишенька-то тихий, только когда сытый. Стрельнул он глазом на сучку: мала, Конечно, но что делать — и эта на зуб сгодится. Собачка, сообразив данный пренеприятный для себя расклад, кубарем в палатку закатилась да и под кровать. Скулит там тоненько, пощады значит просит. Хотели ее вытащить, чтобы мише, как царскую дочку морскому чудищу, отдать и тем самым откупиться. А как вы думали! Приучила — надо отвечать, не самим же им на ужин мишеньке идти! А она чуть полпальца не отхватила одному из геофизиков. Маленькая, глупенькая, а все понимает. Ну, а миша-то уже кругами вокруг палатки ходит-аппетит нагуливает. «Ну, — думают геофизики, — дело труба. Пора спасаться бегством!» Ведь у них там даже нагана не было. Выдали один карабин начальнику отряда, ну, тот и держал его при себе как раз в пятидесяти километрах от них на другом участке… Только побег их осложнялся тем, что, во-первых, миша уже находится в непосредственной близости — за фланелевой «стенкой» КАПШа, а во-вторых, один их трех геофизиков — женщина, да еще студентка, да еще сердечница, весом в шесть пудов-этакая снежная баба… Миша уже свой нос везде сует, того и гляди зашнурованный вход палатки коготком своим вскроет и тогда… В общем, делать нечего: встал один из них — Сашка, здоровенный такой, высокий парень — на колени перед входом с поднятой над головой кувалдой. Слава Богу, геофизикам, которые сейсмикой занимаются, кувалду разрешают иметь при себе! Стоит он так на коленях, бледный, весь в холодном поту, ждет, когда мишкина голова в палатку просунется. Студентка на шконке лежит, с жизнью прощается она-то ведь самый лакомый кусище для миши, а радист — тот все пытается на связь выйти: мол, умираем ни за грош, идем, так сказать, ко дну и просим считать нас членами профсоюза… Но тут в голову Сашке приходит спасительная идея. Бросает он свою кувалду, хватает маленького олененка, которого они уже неделю мариновали, — у кого-то из них день рождения намечался — и, откинув полог палатки, швыряет этот несостоявшийся шашлык подальше от входа. Через какую-то секунду бедные геофизики, в которых надежды на избавление от кошмара уже и с гулькин нос не осталось, слышат отвратительнейшее торопливое чавканье агрессора. Не говоря друг другу ни слова, они бросаются в противоположный угол палатки, где Сашка дрожащей рукой делает метровый надрез. Первой в дырочку, подобно маленькой и юркой птичке выпархивает студентка и, не дыша, летит вперед быстрее ветра, в одних носках для легкости.
Последним бежит Сашка, прихватив на всякий случай кувалду. И бежит эта замечательная троица семь километров до ближайшей буровой без передышки и явно наперегонки. Ведь каждый из них понимает, что ближайший к мише — третий и поэтому — кровь из носа — нужно быть в забеге, по крайней мере, вторым. Так, не оборачиваясь, и прибежали они на буровую. И первой была бедная сердечница, которая с шальными глазами заскочила в балок к буровикам, закрыла дверь изнутри и забилась там, повизгивая, на вторую полку. Причем все это без единого слова… Двое суток она потом отсыпалась, не спускаясь даже пописать, не говоря уже о чае или горячей пище. Спасибо буровикам: люди понятливые они, студентку не тревожили и даже не матерились; молчали, в общем…
— Но, может, медведь бы их и не тронул? Может, его только шашлык интересовал? — усомнился Юрьев.