Русский ураган. Гибель маркёра Кутузова

— Он выше этого. И давай больше не будем о нем, хорошо? Возьми любую из книг в дорогу, пока будем ехать, почитаешь. Нам до моря два часа ехать. Куда отправимся? Хочешь — в Анапу, хочешь — в Геленджик, хочешь — на Тамань?

— Мне все равно. Спасибо за вкусный завтрак. Прости за еще один вопрос — а ты с ним встречалась после того, как он тебя отфутболил?

— Нет. Мне это и не надо. Я с ним постоянно нахожусь. В его книгах. Его книги важнее физической близости. Так что в этом смысле можешь не ревновать.

— И даже не созваниваешься?

— И даже не созваниваюсь. Допрос окончен? Хрен с ней, с посудой — едем прямо сейчас! Бери с собой самое необходимое. И возьми вон ту, с Фиделем Кастро, это последняя.

— Что ж, почитаем, — пробормотал Дмитрий Емельянович, вытаскивая указанную Галатеей книжку мерзкого Виктора Пеле. Ему уже не терпелось убедиться в том, что сей якобы великий писатель кропает обычнейшую авангардистскую ахинею. — Посмотрим-посмотрим, какой это бог в очечках!

— Зачем ты берешь с собой чемодан? — спросила она, когда они покидали квартиру.

— В нем все мои вещи, а я, быть может, захочу провести на море не один день, — в очередной раз соврал Выкрутасов, на самом деле он брал все свое омниа меа на всякий случай — вдруг захочется сбежать.

Вскоре они уже ехали в машине, Галатея сидела за рулем, а Дмитрий Емельянович взялся читать книгу Пелёнкина.

— Учти, если тебе не понравится, голову оторву, — улыбнулась Галатея.

— После знакомства с борзиками мне уже ничего не страшно.

— Что еще за борзики?

Он пояснил и опять вернулся к Виктору Пеле.

Перво-наперво вызывало удивление то, как книга оформлена. На форзаце тот же кубинский лидер, что и на обложке, возглашал: «Взял книгу? Купи! Купил книгу? Читай!» На авантитуле значилось название серии — «Сто лучших книг второго тысячелетия». Контртитул нес на себе фирменный знак и наименование издательства — «Козлобаран». На фронтисписе помещалась фотография автора, который закрывал лицо руками, будто ему только что плеснули в морду соляной кислоты. На титуле значилось — «Виктор Пеле. Хенерасьон X. Романиссимус» и вновь имя издательства — «Москва, Козлобаран. 1998». Далее следовало неимоверное количество оборонительных сооружений книги: «Тщательно и строго охраняется законом Российской Федерации об авторском праве. Воспроизведение всей книги или какой-либо ее части, а также любая цитация категорически запрещается без письменного согласия автора и издателя. Любые попытки нарушения закона будут беспощадно преследоваться в судебном порядке, а также иными средствами наказания и возмездия. Запрещается также без ведома и письменного согласия автора и издателя писать рецензии на этот роман, высказывать печатно любые мнения по поводу этого романа, ссылаться на текст романа, а также развивать мысли, высказанные автором в этом романе…» И — так далее, на целую страницу. Выкрутасову вмиг представился Виктор Пеле, которого со всех сторон рвут зубами охотничьи собаки и просто шавки, растаскивая его на цитаты, воруя у него мысли и высказывания, перепечатывая целыми кусками текст романа. Но это еще не все. На каждой странице книги внизу стояла печать с изображением какого-то цветка, кажется, белены, и надписью: «Из книг Виктора Пеле», а также подпись автора и вновь угрозы: «Все, что напечатано на этой странице, принадлежит Виктору Пеле, являясь его несомненной интеллектуальной собственностью. Перепечатывать или цитировать любое слово, опубликованное на данной странице, без ведома и письменного согласия автора и издателя категорически запрещается!»

— Да, — покачал головой Дмитрий Емельянович, — так заботиться о своем интеллектуальном богатстве может только бог.

— А что ты хочешь, — фыркнула Галатея. — Знаешь, как гениев обижают все, кому не лень! Приходится обороняться. Ты читай сам роман-то!

И Выкрутасов углубился в чтение. Роману, а точнее — романиссимусу, — предшествовал еще и длиннющий стихотворный эпиграф на английском языке. Стихи принадлежали какому-то неизвестному Выкрутасову поэту — Бернгарду Раскинду. Смысл эпиграфа остался непонятым Дмитрием Емельяновичем, который наконец приступил к первой главе.

Когда-то Выкрутасов много читал, особенно работая политинформатором. Он всегда стремился повышать свой читательский уровень. В свое время перечитал всех русских классиков, советских зубров литературы и даже тех, кого запрещали, ибо врагов надо знать, чтобы иметь представление, как с ними бороться. Читая романиссимус, он долго не мог понять, что же такое знакомое слышится ему в манере автора, и наконец понял — пред ним было дитя от брака Аксенова с Лимоновым. Та же раскрепощенность, та же любовь к смелому использованию ненормативной лексики, то же поминутное выпячивание своего знания английского языка, а главное — явное заискивание перед жвачно-тусовочной, наркотно-балдежной молодежной культурой. Автор ловко и беспрестанно играл словами, каламбурил и острил так жадно, будто его только что выгнали из команды КВН и он во что бы то ни стало хотел доказать, как они просчитались.