Русский в Англии: Самоучитель по беллетристике

– Я не госпожа Герцен, я Наталья Алексеевна Тучкова, мы с Александром живем гражданским браком, – гордо ответила Мария-Антуанетта, схватилась за папильотку и покраснела. – Очень рада, но… – Беспомощно оглянулась назад. – Но Искандер об это время принимает травяную ванну. Ах, да что же я вас держу у порога. Прошу, прошу, поговорим внутри.

– Ничего, я подожду, пока он выйдет, – весело сказал Джабраил, поднимаясь в дом. – Ежели вы мне дадите последний номер «Колокола», я буду вполне счастлив.

– Сейчас, сейчас, – металась Тучкова, всё не могущая прийти в себя. – Я скажу ему. Вы располагайтесь.

Он сел в кресло, оглядел гостиную, наморщил нос. Страдалец за народ жил даже роскошней Некрасова, но тот известный куркуль, а светоносный Искандер слывет у россиян бессеребренником. В Петербурге в приличном доме нынче бронзы-хрустали по кладовкам попрятали, а тут они напоказ выставлены.

Ждать пришлось долго, Джабраил весь искрутился. Он охотно поизучал бы комнату, но в дверной щели то и дело посверкивали глаза. Должно быть, прислуга любопытствовала, кто это произвел такой переполох.

Наконец мадам явилась – уже без папильоток, в накинутой на голову мантилье (тоже еще испанка).

– Александр Иванович просит извинения, что не выйдет к вам. По предписанию доктора после ванны он должен лежать в покое. Однако ж вы можете коротко перемолвиться с ним через дверь.

– Понимаю, возраст требует попечения о здоровье, – почтительно поклонился Джабраил. – Через дверь так через дверь.

Поздоровался с великим человеком, как в султанском гареме – через непроницаемую взором препону.

Изнутри донеслось, с московским аканьем, с барской протяжцей:

– А я с вами, Николай Гаврилч, и здаро-оваться не стану. Предлагаю считать сей наш ранконтр не имевшим места. Такой дарагой гость, а я плаваю, будто сардель в бульоне. Приезжайте-ка вдругорядь, да по-настоящему. Тогда и потолкуем, душевно и сердешно.

– Когда же? – спросил Джабраил. – Могу быть у вас завтра рано утром.

– Нет-нет, я должен уехать на пару дней в Бирмингам, для закупки бумаги. Вы сами человек журнальный и понимаете важность этого дела. Приезжайте-ка в субботу, в полдень.

Гость ушел в холодном бешенстве.

Во-первых, кавалерийский рейд не удался. Поговорить о деле не получилось. А во-вторых, его, Чернышевского, будто какого-то просителя, заставили дожидаться аудиенции! Бумага, видишь ли, важнее встречи с острейшим пером России, специально прибывшим из-за тридевяти земель!

О, подлая надменность либеральной сволочи! В статьях да на словах все они демократы, друзья народа, но каждый, каждый сноб и лорнетист. Того же Тургенева или графа Толстого, поди, сразу принял бы.

Глава вторая, в которой происходит военный совет

Однако если бы Николай Гаврилович видел переполох, поднявшийся в доме после его отбытия, то убедился бы, что «кавалерийский налет» был не вполне безуспешен.

Хозяин Парк-хауса пребывал в необычном состоянии нервической ошарашенности.

Какое унижение! Сидеть мокрому, голому, залепленному целебной тиной и сохранять учтивость, слушая визгливый, по-волжски окающий голосишко из-за двери. Что за варварская дикость – нагрянуть без объявления! Это у них в Саратове так дьячок к пономарю на рюмку водки является.

Потрясение было еще сильней из-за того, что, лежа в пахучей жиже, как раз думал про него, Чернышевского, – как часто в последние месяцы. И когда Натали объявила, что предмет тревожных мыслей тут, во плоти, захотелось перекреститься. Вот уж воистину think of the devil[85]!

О Чернышевском приходилось думать часто, потому что в России было нехорошо.

Вообразите: еще недавно, год иль два назад, ты сиял с недосягаемой яркостью, как Луна на полночном небе. Вокруг светились звезды и звездочки, зная свое место. И вот одна из них, крикливо-огненная, стала расти, словно опухоль, заслонила своим наглым блеском половину горизонта. Имя второго светила было «Чернышевский», и многие, о сколь многие, повернулись в ту сторону. А зачем, спрашивается, нужны две Луны? Слава богу, на Земле живем, не на Марсе.

Больней всего, конечно, предательство молодежи. Давно ли засыпали восторженными письмами, просили совета и наставления. Теперь их кумир – глумливый писака из «Современника». Спрос на «Колокол» падает. Пришлось снова сократить тираж.

Ах, легко покорить дуру-публику безответственным критиканством, принимаемым за смелость! И легко быть смелым в нынешние травоядные времена. Попробовал бы он при царе Николае, как мы!

И потом, бичевать мерзости власти мы все умеем. А в чем твоя программа? Что ты, собственно, предлагаешь?

Это Александр Иванович кипятился, всё не мог успокоиться уже после ухода гостя, который был много хуже татарина.

Сердита была и Наталья Алексеевна.