Русский вечер

Веронику допросили. Она, не лукавя, ответила на все вопросы. А что ей лукавить? Мужчина в аэропорту попросил, и она исполнила его просьбу. А что не сразу конверт передала, так потому что телефон потеряла. Потеряла, а потом нашла. Помянули во время допроса и Яну Павловну. Вероника сказала, что уж ее-то племянница здесь совершенно не при чем. В этом и был Вероникин прокол. Родственники старухи с точки зрения Сержио опасности не представляли, они не знают, где содержится Вероника и выхода на туристический синдикат не имеют. Но сама старуха лжива, опасна и на слово ей верить нельзя.

Веронику вернули в подвал, а дальше состоялся хороший мужской разговор, де, что с этой сумасшедшей делать? Предложения высказывались самые разные, но как-то все сходились в одном — достаточно Вероника Желткова пожила на этом свете, пора и честь знать.

Допрос происходил тридцатого мая. Вечером это же дня Лаврик опять принес Веронике свежезаваренного чайку. На этот раз он не говорил с заложницей о добермане, а нагнувшись прямо к уху, прошептал:

— Сдается мне, баушка, что ты здесь не к дому. Лишняя ты у нас, потому что слишком много знаешь. Поняла ли или как? Завтра будем в это же время чай пить. Ты глаза пошире раскрой. Может кто ключи за шкапчиком забудет… на гвоздочке. Такое случается.

27

Яна вынула из сумки расшифрованный текст, отпечатанные с диска фотографии, записную книжку — помоечный трофей, и разложила все это на столе перед следователем Иваном Петровичем. От былого нерасположения к хаму и идиоту не осталось и следа. Не в обычае Яны было каяться даже перед собой, но теперь ей не на кого было рассчитывать кроме следователя. Она не примеряла на Ванечку тогу спасителя, но надеялась, что если у него самого мозгов не хватит, он найдет кого-нибудь профессионального и умного. Не может быть, чтобы не нашел. Этот профессиональный и умный должен будет защитить Яну от Сержио. Она сама подставила голову и теперь была уверена, что мнимый итальянец только ищет момент, чтобы трахнуть по этой голове, что есть силы.

Ванечка с хмурым лицом внимательно читал текст.

— Я готова ответить на все ваши вопросы.

— Вы уже отвечали, — буркнул Иван Петрович, не отрываясь от чтения.

— Тогда я была раздражена. Я нервничала.

— А сейчас, значит, успокоились, — в словах следователя звучала откровенная насмешка, он кончил листать записную книжку, отложил ее в сторону и поднял глаза на Яну. — Я готов выслушать заново ваш рассказ, но боюсь, что не смогу вам помочь. Это не в моей компетенции. Отдел, в котором я служу, занимается куда более скромными делами.

— Что же мне делать?

— Ждать. Можете покурить. А я пошел беседовать с начальством. Пусть решают, что с вами делать.

— А что со мной делать? Что-нибудь надо делать с преступниками, — начала закипать Яна, но следователь уже закрыл дверь.

Очень скоро, и десяти минут не прошло, Иван Петров вернулся.

— Мы сейчас отвезем вас в некоторое учреждение…

— У меня машина.

— Тем лучше. Поехали. Там я вас сдам с рук на руки.

Некое учреждение, не будем уточнять его название, было куда выше по статусу, что районное отделение милиции. Там не было сутолоки и пахло не сберкассой. Весь объем помещения от подъезда до кабинета главного был наполнен свежестью альпийских лугов и тишиной. Изредка в коридорах возникали сотрудники — гладкие, хорошо одетые, в меру озабоченные и профессионально доброжелательные.

В одном из кабинетов Яну ждала дама с фотографии. На этот раз на ней не было гранатовых бус, она была в розовом, опаловые гирьки вытягивали мочки ушей, и они казались продолжением серег. Вообще дама была очень похожа на свой фотографический эквивалент, только брови над суровыми глазами насупились и стали похожи на двух мохнатых гусениц, которые упали на ее лицо и заблудились на высоком лбу.

По-русски дама не знала ни слова, даже слово «пожалуйста» вызывало у нее легкое недоумение, и она тянулась глазами к переводчику, но последний был толков, быстр и разговор подвигался волне успешно. Бедный Леопольд Степанович и все его флибустьеры были обречены.

Вечером Яна позвонила Борису. Он немедленно прилетел на ее зов. Что, что, случилось? Он отчаянно жестикулировал и с такой быстротой задавал вопросы, варьируя вопросительные слова, что со стороны его можно было принять его за шамана, пытающегося пляской отогнать беду.

— Успокойся. Садись. Сейчас мы будем ужинать.

— Почему у вас, Яночка, такой грустный вид? Ведь история с диском кончилась? Ну, скажите — да. Или я чего-нибудь не понимаю? Ведь тучи рассеялись?

— Дело в том, что у меня есть свои личные тучи, и они никуда не делись. Ты будешь есть и слушать, а я буду рассказывать. Чай, кофе?

— Кофейку, пожалуй.

— Человек, которому эта тайна принадлежит, умер, — так начала Яна свой рассказ. — Другой человек, которому позарез была нужна эта тайна — тоже умер. Я не знаю существа дела. Одно в нем точно-слово нефть. Теперь я буду размышлять, а ты мне в этом поможешь.