Русский вечер

— В вашей прессе не было этого сообщения?

— Не сочли этот факт достаточно важным… — процедил сквозь зубы Леопольд.

— Тогда я с вашего позволения переведу, — и Сержио стал быстро излагать по-русски суть.

Хоть Леопольд не был силен в итальянском, у него хватило образования, чтобы прочитать фамилию чиновника в латинском написании и понять, что Сержио не врет. Теперь осталось только проверить точность информации на подчиненном, то есть поговорить с самим Игорем. Ушлый Зуев, он же Альберти (Сержио решил играть в итальянца до конца) сообразил, что привез в Москву куда более важное сообщение, чем предполагал ранее. Игорь знал о побеге чиновника и скрыл это! Следовательно, письмо Фриско было секретным не только для московской милиции, но и от функционеров в «Марко-Поло-3». Если его догадка верна, то он оказал турагентству неоценимую услугу, разоблачив врага в сердце предприятия.

К Игорю был послан Михай. Был бы Кроткий посмелее и поумнее, он бы догадался сказать — нет. «Что-то ты путаешь, человек хороший, никакого секретного письма я из Рима не жду» — вот и весь сказ. Доказать-то ничего нельзя. Но Игорь поплыл. Он уже решил, что каким-то чудом конверт от Фриско попал в руки Леопольда Степановича и его ждет неминуемая расправа. И Игорь честно сознался, да, Фриско вышел из игры и послал о том Игорю письмо, которое по недоразумению не было получено.

Если хочешь запутать противника — говори правду. Михай сразу решил, что Игорь врет, что секретная информация им давно получена и скрыта от начальства. Именно поэтому Кроткого решили посадить под замок и выяснить все тонкости дела. Если ты сидишь прикованный к водопроводному стояку, то все скажешь. Игорь живописал все неприятности злополучной пятницы, сообщил имя и приметы неведомой Елизаветы Петровны.

— Она непременно позвонит! — заверял Игорь своих тюремщикам. — Фриско не мог доверить передачу секретного диска глупому и необязательному человеку. Фриско замечательно разбирается в людях. Она позвонит и передаст конверт.

При этом Игорь молился, чтобы неведомая Елизавета Петровна была бы как раз глупой и необязательной. Не звони! — взывал он к ней. Черт его знает, что вздумалось сообщить Фриско в своем последнем письме. Может быть он собственными руками их всех сдал в ИНТЕРПОЛ? Тогда прощайся с жизнью, Игорь Кроткий.

И теперь он сидит прикованный к компьютеру и делает вид, что расшифровывает диск. Прикован он, конечно, не к самому компьютеру, а все к тому же стояку, только теперь уже не к руке, а к ноге его приторочена цепь. Цепь длинная, он без затруднений может добраться до выгородки в подвале, чтобы справить нужду. Дамы деликатно отворачиваются.

И ведь на сантехнике подрабатывает, жмот, а в своем собственном дому нужник привести в порядок не может! Именовать это сооружение унитазом не поворачивается язык, парашей это тоже не назовешь. Толчок — вот подходящее слово. Этот сантехнический механизм остался от прежних времен. В пору своей юности он носил гордое название — напольная чаша типа «Генуя». За долгую утилизацию напольная чаша поизносилась и сейчас представляла из себя чугунное жерло в полу. Вода на остаток поддона выплевывалась из трубы, на ней на двухметровой высоте сидел сгорбившись, как старый ворон, смывной бачок, к бачку была приторочена тонкая и верткая проволока с привязанной для устойчивости двухсотграммовой гирей.

Общение с «Генуей» ввергало Кроткого в ужас едва ли меньший, чем само заключение в подвале, потому что вонючая напольная чаша была зримым прообразом будущей тюремной жизни в зоне. Иногда здесь посещали его философские мысли о бренности всего живого: «А что если накинуть верткую проволоку на шею и кончить разом страх и унижение. Какая разница, где ты уйдешь из жизни?» Но он тут же представлял собственный труп — в подвале, у параши типа «Генуя». Тьфу, тьфу… Никогда! Лучше уж отвязать эту гирьку и запулить ей Лаврику в висок. А дальше что? Неминуемая лютая смерть!

Ах, право, если бы не Надя, то он наверное сорвался бы, наделал неисправимых глупостей. Надя и ее жизнерадостная родственница помогали ему надеяться если не на хороший, то хотя бы на сносный исход. И примечательно, что в радостной суете появления в подвале любимой, то есть Нади, и в суровых, последовавших за этим буднях, Игорь так и не понял, чья Вероника тетка. Все заслонило слово «Саратов». Оно казалось настолько конкретным и емким, что вообще не требовало дальнейшей трактовки. Поэтому Надя продолжала пребывать в уверенности, что Вероника — тетка Игоря, иначе почему он не удивился ее появлению, и Игорь в свою очередь был очень признателен Наде и ее родне из Саратова, которые жертвуют ради не только собственной свободой, но может быть и жизнью.