«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Однако долго политика лавирования со стороны советского руководства продолжаться не могла. Все настойчивее становились требования с одной стороны, Германии — соблюдать условия Брестского договора, с другой — держав Антанты — расширить их военное присутствие в регионе. Германский ультиматум оказался весомее. Слова Ленина на объединенном заседании ВЦИК и Московского совета 14 мая 1918 г. о том, что на нейтральной территории не может выступить вооруженная сила ни одного воюющего государства, чтобы не быть обезоруженной[244], союзники восприняли как крах своих надежд на интервенцию «по приглашению». В итоге в державах Антанты верх взяли сторонники жесткой линии в отношениях с Советской Россией, считавшие невозможным сотрудничество с большевиками и сделавшие ставку на антисоветские силы.

С весны 1918 г. стало налаживаться активное взаимодействие между белыми и интервентами. В Петрограде и Москве были созданы подпольные военные организации, действовавшие в контакте с союзными представителями и занимавшиеся переправкой офицеров-добровольцев на Север[245]. В апреле 1918 г. в Москве был создан «Союз возрождения России», поставивший перед собой цель объединить всех, кто не признавал Брестского мира, воссоздать Восточный фронт при содействии союзников. В Петрограде при германском консульстве имелась Прибалтийская миссия, установившая тайные контакты с русскими монархическими организациями. Как указывалось выше, несмотря на Брестский мир, «в Германии опасались свержения Советской власти, и прихода правительства, ориентирующегося на Антанту, и возобновления войны на два фронта. В связи с этим, германские представители в Советской России стали налаживать контакты с теми противниками большевиков, которые видели в Германии своего союзника по антибольшевистской борьбе, чтобы в случае падения правящего режима привести к власти прогермански настроенных лиц»[246]. В свою очередь прогермански настроенные антибольшевистские организации стремились с помощью Германии свергнуть большевиков и восстановить единую и неделимую Россию[247].

14 апреля 1918 г. было опубликовано заявление премьер-министра Франции Ж. Клемансо, очевидно, с целью подчеркнуть непримиримость к политике мурманского соглашения, в котором несколько запоздало сообщалось, что французское правительство совместно с союзниками не признает нынешнего русского правительства и заключенного им мира. Политика, враждебная сотрудничеству с Советской Россией, брала верх и в Вашингтоне, отозвавшем 9 мая из Москвы Робинса, наиболее активного сторонника политики соглашения. На сторону противников линии Робинса стал и американский посол Д. Фрэнсис. 2 мая он отправил в Вашингтон пространную телеграмму о том, что настало время союзникам вмешаться в российские дела, начав с главного: «По моему мнению, время для союзнической интервенции наступило»[248]. Выбор этого момента Фрэнсис объяснял тем, что в надежде, что советское правительство само попросит об этом, он «осторожно действовал в этом направлении: во-первых, оставшись здесь с одобрения Госдепартамента, в то время как другие миссии были отозваны; во-вторых, поощряя развитие дружеских деловых отношений с большевиками и позволив Робинсу остаться в Москве с этой целью; в-третьих, заняв позицию против японской интервенции; в-четвертых, предложив помощь союзников в создании новой армии, надеясь в дальнейшем оказывать на нее влияние; в-пятых, он просил послать в Вологду шестерых железнодорожников (обещание выполнено не было); в-шестых — всеми способами поддерживал торговые контакты между Америкой и русскими купцами; в-седьмых — информировал советское правительство о действиях Департамента в отношении китайского эмбарго…». Интервенция, как считал Фрэнсис, была необходима потому, что Германия через Мирбаха полностью контролировала большевистское правительство. Особое внимание он обращал на сообщение генерального консула от 29 апреля, в котором был изложен советский протест и обращение к Берлину в связи с нарушением Брестского договора, и ответ на них Мирбаха 30 апреля, что германское вторжение прекратится, когда союзники оставят Мурманск и Архангельск. Последняя информация была получена от французского посольства, которое, в свою очередь, получило ее от Локкарта. Фрэнсис пришел к заключению, что советское правительство, если будет извещено о предполагаемой интервенции, сообщит об этом Германии. В связи с этим Риггс посоветовал переехать из Вологды в Москву или учредить там дипломатическое представительство. Однако Фрэнсис счел эти шаги неразумными, так как они могли привести, по его мнению, либо к признанию советского правительства, либо к увеличению существующего разрыва. О первом не могло быть и речи.