Читаем «Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы полностью

По неудавшемуся замыслу Антанты чехословацкому корпусу отводилась главная роль в северной интервенции. 2 мая 1918 г. Верховный военный совет Антанты утвердил меморандум о переправке чехословацких войск из России. В нем указывалось на целесообразность использования частей, не достигших Омска, для обороны Архангельского и Мурманского портов и для охраны Мурманской железной дороги. Вопрос о переброске чехословацких войск на Север обсуждался в ходе встреч представителей Антанты с советскими дипломатами и военными в Москве. При этом англичанам и французам выдвигалось требование гарантировать, что эти войска не будут использоваться во вред Советской России. В результате Высший военный совет Республики (ВВСР) одобрил использование чехословацких войск для охраны Мурманского края, его побережья и Мурманской железной дороги[249]. В начале мая ВВСР санкционировал направление на Север — в Петрозаводск и Мурманск — 50 тыс. чехов и словаков для обороны этого региона от немцев и белофиннов. В ответ на опасения Троцкого, что это решение может вызвать протест Германии, А. М. Юрьев предложил отправить чехословацкий корпус на Север без оружия, а вооружить с архангельских складов. Так и было решено[250]. Но переброска чехов на Север оказалась невозможной из-за опасений командования корпуса быть отрезанными на Севере или уничтоженными немецкими подводными лодками при транспортировании в Европу, а также из-за боязни большевистского правительства осложнить этой акцией отношения с Германией, и наконец — из-за вспыхнувшего чехословацкого мятежа.

В конце мая ситуация на Севере России достигла апогея: 24 числа в Мурманск одновременно прибыли из Москвы чрезвычайный комиссар большевик С. П. Нацаренус с А. М. Юрьевым и из Англии британский генерал Ф. Пуль, возглавлявший военную миссию в составе 560 офицеров и опытных военнослужащих (их отправка была санкционирована британским военным кабинетом накануне[251]). Нацаренус прибыл с целью, разобравшись на месте, организовать оборону региона, выяснить планы руководителей края и союзников. После беседы с генералом Пулем и контр-адмиралом Кемпом, во время которой комиссар заявил о решимости защищать северные порты от немцев и белофиннов и о намерении направить на Мурман из центра две советских дивизии и чехословацкий корпус, им был сделан вывод о возможности использовать воинские контингенты Антанты на Мурмане для противодействия наступлению белофиннов, а также для борьбы против немецких подлодок. В телеграмме в Москву Нацаренус просил немедленно направить в регион чехов, словаков и сербов, а также формируемые советские дивизии в общей сложности не менее 10 тыс. штыков с пулеметными командами, 6 батарей и другую технику, а также перевести аванс в 4 млн руб.[252] Пуль и Кемп в свою очередь рекомендовали своему правительству признать советское правительство де-факто, в противном случае — до этого признания — интервенция союзников была бы возможна только как враждебный акт. С такими же призывами к своим правительствам обратились командиры французского и американского крейсеров в Мурманске[253]. Однако послы этих держав военных не поддержали. Да и не только послы.

Вашингтону, как Парижу и Лондону, для окончательного выбора одной из двух политических линий (соглашение с большевиками против немцев или уничтожение советского правительства как предварительное условие в восстановлении Восточного фронта) требовалось, с одной стороны, такое событие в самой России, которое показало бы внутреннюю слабость большевистского правительства, с другой — необходимо было такое положение, «чтобы союзная интервенция была бы последним, и скорее всего, психологическим ударом по советской власти»[254]. По мнению союзников, начавшееся в конце мая 1918 г. чехословацкое восстание было именно таким событием и создало такое положение.

Чехословацкое восстание

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Russica

Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова
Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова

Иван Петрович Павлов (1889–1959) принадлежал к почти забытой ныне когорте старых большевиков. Его воспоминания охватывают период с конца ХГХ в. до начала 1950-х годов. Это – исповедь непримиримого борца с самодержавием, «рядового ленинской гвардии», подпольщика, тюремного сидельца и политического ссыльного. В то же время читатель из первых уст узнает о настроениях в действующей армии и в Петрограде в 1917 г., как и в какой обстановке в российской провинции в 1918 г. создавались и действовали красная гвардия, органы ЧК, а затем и подразделения РККА, что в 1920-е годы представлял собой местный советский аппарат, как он понимал и проводил правительственный курс применительно к Русской православной церкви, к «нэпманам», позже – к крестьянам-середнякам и сельским «богатеям»-кулакам, об атмосфере в правящей партии в годы «большого террора», о повседневной жизни российской и советской глубинки.Книга, выход которой в свет приурочен к 110-й годовщине первой русской революции, предназначена для специалистов-историков, а также всех, кто интересуется историей России XX в.

Е. Бурденков , Евгений Александрович Бурденков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события. Автор стремился определить первенство одного из двух главных направлений во внешней политике Советской России: борьбу за создание благоприятных международных условий для развития государства и содействие мировому революционному процессу; исследовать поиск руководителями страны возможностей для ее геополитического утверждения.

Нина Евгеньевна Быстрова

История
Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)
Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)

В монографии рассмотрены прогнозы видных представителей эмигрантской историографии (Г. П. Федотова, Ф. А. Степуна, В. А. Маклакова, Б. А. Бахметева, Н. С. Тимашева и др.) относительно преобразований политической, экономической, культурной и религиозной жизни постбольшевистской России. Примененный автором личностный подход позволяет выявить индивидуальные черты изучаемого мыслителя, определить атмосферу, в которой формировались его научные взгляды и проходила их эволюция. В книге раскрыто отношение ученых зарубежья к проблемам Советской России, к методам и формам будущих преобразований. Многие прогнозы и прозрения эмигрантских мыслителей актуальны и для современной России.

Маргарита Георгиевна Вандалковская

История

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука