«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

В западной прессе развернулась широкая кампания за интервенцию. 3 июня 1918 г. английская газета The Globe выразила недовольство медлительностью союзников в решении вопроса о японской интервенции, потребовав обращения к Японии с предложением немедленно ее начать. В тот же день The New-York Times поместила интервью японского премьера, сопроводив его примечанием: «По всей России есть люди, готовые подняться против своих притеснителей, как только они почувствуют под собой опору. Появись в Сибири хотя бы 20–30 тыс. союзных солдат в сопровождении американских властей, которые бы заявляли о готовности проводить выборы в занятых местностях, все люди, которые хотят восстановить прежнюю Россию, собрались бы вокруг такого военного ядра в большом количестве, и союзным войскам пришлось бы немного сражаться». 4 июня о необходимости присутствия небольшого контингента союзных войск в Сибири, которое дало бы русским то ядро, вокруг которого они смогли бы собраться для обеспечения контроля над Восточной и Западной Сибирью, сообщила и газета The Times, упомянув о чехословаках как о наиболее опасных врагах советской власти. Консервативная Pall Mall Gazette в номере за то же число поставила вопрос более конкретно: «Срочной является необходимость связаться со здоровыми элементами в России и снабдить их всей морально-материальной помощью». Газеты призывали использовать «зарубежные русские силы». В Лондоне в те дни проходили собрания русских, желавших восстановить свою страну совместно с русским национальным комитетом в Париже.

Кампания за интервенцию в России началась в Италии, достигнув в июне 1918 г. наивысшей точки. Влиятельная газета Corriere della Sera 2 июня 1918 г. потребовала прекращения политики пассивности в русском вопросе, заявив, что молчаливая оппозиция, зародившаяся в тылу большевистского террора, должна быть всячески поддержана. В этой газете сторонниками интервенции была организована публикация целой серии статей, в которых, прикрываясь лозунгами о необходимости продолжения войны против Германии и ее союзников, они решительно призывали Италию и другие страны Антанты перейти от политики выжидания крушения советской власти к политике действий[302]. Перспективы предстоящей интервенции притягивали взоры не только тех, кто не принимал революционной идеологии Советской России, ее социальной системы, формы правления и проводимых ею мероприятий, таких, в частности, как национализация. Так, деловой мир Италии, строил планы в надежде на возмещение потерь по долговым обязательствам царской России или же получение прибыли за счет расширения военных поставок. Италию особенно интересовал юг России, Кубань, Кавказ, Украина. Но она готова была связать себя обещанием участвовать во всех антисоветских действиях. Даже если от интервенции Италия и не получила бы прямых экономических выгод в районах Севера России и Сибири, где она никогда не имела ни постоянных экономических интересов, ни твердых позиций, то, как полагали многие деятели Италии, политический капитал она все же могла составить — по-прежнему быть равноправным партнером стран Антанты[303], и следовательно, оставшись в ранге великой державы, не быть обойденной при распределении экономических привилегий в случае их получения в результате вооруженного вторжения в Россию. Опасалась Италия и возможного антиантантовского блока Германии и России. Последнюю она предпочла бы все-таки видеть сильной в качестве противовеса англо-французскому и германскому политическому влиянию в Европе.

Кампания за интервенцию в западной прессе отличалась не только единодушием общественного мнения стран-союзниц, но и небывалой откровенностью, с которой в Риме, Нью-Йорке, Лондоне и Париже указывали, что основой интервенции является свержение советской власти. В определенной степени мотивы подобной откровенности проясняла японская пресса, сообщавшая, что правительство Японии после заключения японо-китайской военной конвенции настроено в пользу интервенции. Вопрос об интервенции был вновь поднят в Европе как результат этой конвенции. Великобритания и Франция считали ее толчком к решению Японии начать интервенцию. Именно в публикациях японской прессы была вскрыта подоплека интервенционной кампании на Западе, показано, что началась она не случайно: вопрос об интервенции союзниками был уже решен и они должны были потребовать от Японии немедленного выступления; в Японии, в свою очередь, отмечали, что план интервенции уже выработан и дело за союзниками.

Таким образом, к началу июня единства между союзниками и Японией достигнуто еще не было. Как в ноябре 1917 г. и в феврале 1918 г., Япония настаивала на сепаратном выступлении, союзники требовали от нее определенных гарантий. К тому же еще не было побеждено сопротивление американского президента В. Вильсона. Хотя именно США, как писал, например, эксперт по русским делам Пэре в The Daily Telegraph 5 июня 1918 г., принадлежала главная роль в решении «русского вопроса».