«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Зарубежная пресса писала о том, что Англия ждет от А. Ф. Керенского указаний, какую помощь союзники могли бы оказать России. В интервью корреспонденту Le Petit Parisien 27 июня 1918 г. Керенский сказал, что дни большевиков сочтены, и он надеется на поддержку союзников в восстановлении порядка в России[313]. Речь Керенского на конференции лейбористов 28 июня, взывавшего не оставаться молчаливыми свидетелями российской трагедии, была расценена именно как призыв к союзной интервенции. Газеты писали, что А. Керенский желал союзной военной интервенции для победы над германским влиянием в России; ему неважно, какая именно держава поставит наибольшее количество войск, лишь бы интервенция была делом всех союзников. The Times назвала цель миссии Керенского: призыв к союзникам о помощи в единственно эффективной форме — войсками и военным снаряжением. Такой призыв, сообщала Westminster Gazette, весьма привлекателен и «мы горячо приветствуем связанные с ним условия: все союзники должны принять участие в выступлении, и не навязывать своей воли в определении характера будущего русского правительства»[314]. Либеральная пресса называла еще одно условие: союзники должны были быть уверены, что интервенция будет приветствоваться русским народом. Россия слишком велика, сведения о ней противоречивы, и мало кто из русских за границей мог бы говорить от ее имени.

Из сообщений прессы стало известно о примечательной детали. Ллойд Джордж в сделанном им заявлении о том, что по доставленным ему сведениям, Россия более чем когда бы то ни было готова принять участие в движении против Германии, имел в виду именно Керенского, с которым беседовал 24 июня 1918 г. Премьер был скептиком, но русский политик произвел на него впечатление. Свидетельством перемены видения Ллойд Джорджем русской ситуации стало его решение опереться на чехов. Он оповестил французов о своей просьбе к чехам не покидать пока России. Чехи должны были остаться в Сибири и решить союзническую задачу: «с одной стороны, блокировать большевизм, а с другой — оттеснить японцев как часть союзных интервенционистских сил в России»[315].

Представители различных политических течений на Западе оценили миссию Керенского одинаково. Однако в то время взаимоотношения союзников не позволили начать интервенцию и использовать призыв русского политика как официальное приглашение к ее осуществлению.

27 июня 1918 г. в опубликованном в Вашингтоне неофициальном заявлении сообщалось, что правительство Японии решило отклонить предложение Антанты о сибирской интервенции. Однако как отказ помочь России в деле ее возрождения союзниками это не расценивалось. О противоречиях внутри японского правительства сообщила в тот же день Éсо cle Paris, указав, что бывший министр иностранных дел виконт И. Мотоно и барон Като за интервенцию; против нее высказывается только морской министр Т. Като, который, однако, может изменить свою точку зрения, если станет министром иностранных дел. Неоспоримым являлось то, что большинство политических деятелей в Японии выступало за интервенцию. Следовало учитывать и такие обстоятельства, как китайско-японское сотрудничество и концентрация войск Китая в Маньчжурии.

27 июня Роберт Сесиль объявил в английском парламенте, что между правительствами Великобритании и Соединенных Штатов, а также других союзников постоянно проходят совещания по русскому вопросу, но пока он ничего не может сказать по вопросу об интервенции. Покончить с таким неясным положением и начать действовать потребовал The Observer в номере от 30 июня 1918 г., осознавая, что любое из возможных действий влечет за собой риск. В самой России «большие силы патриотов ждут вождей, оружия и снаряжения; большевики, и те будут прощены, если станут сражаться за возрождение России».

В то время странам-союзницам интервенция казалась опасной в такой же степени, как и желательной.