В конце июля 1918 г. из Берлина пришло подтверждение того, что, согласно дополнительным договорам, за выплату от 6 до 7 млрд русским дается право национализировать немецкое имущество. Представители Германии в Москве это решение расценили как слабость и намерение и в дальнейшем тесно сотрудничать с большевистским правительством. К. фон Ботмер считал, что именно из-за этих договоров германское внешнеполитическое ведомство не потребовало «удовлетворения» за убийство графа Мирбаха и не защитило авторитет Германии, добиваясь тесных отношений с правительством Советской России. В своем дневнике он записал 1 августа, что большевистское правительство серьезно рассматривало вопрос о союзе с Германией против Антанты, «чтобы вместе с нашими финскими и балтийскими частями выступить в район Мурманска»[347]
. Однако пойти в этом вопросе до конца большевики не решались, по мнению Ботмера, из-за опасений, что официальное объявление войны Англии и Франции не найдет поддержки у народа, а также в связи с нежеланием предоставлять немцам для операций территорию восточнее Чудского озера. Поэтому более желателен был случайный характер совместных действий. О молчаливом согласии на германское вмешательство и о проведении одновременной и скоординированной операции с войсками Советов сообщил в Берлин К. Гельферих после встречи с Г. Чичериным 2 августа. Нарком иностранных дел, проинформировав о бомбардировке англичанами Архангельска, обратился с официальной просьбой к правительству кайзеровской империи организовать германо-финское наступление против англичан на побережье в районе Мурманска[348].Чичерин действительно считал невозможным открытый военный союз с немцами «с учетом общественного мнения»; однако «параллельную акцию» — вполне реальной. Условием такой акции, по свидетельству Гельфериха, являлось бы то, что немцы не займут Петербург, и желательно, Петрозаводск. «В действительности это заявление означало, — писал германский посол, — что советское правительство, чтобы защитить Москву, вынуждено просить нас, о прикрытии Петербурга»[349]
. 5 августа Чичерин сообщил послу, что советское правительство должно отвести свои войска от Петрозаводска к Вологде, так что путь от Мурманска в Петербург свободен, и быстрейшее вмешательство с немецкой стороны желательно.Отмечая стремление Ленина использовать антагонизм двух воюющих империалистических коалиций для ослабления натиска Антанты, Чичерин писал о попытках наладить взаимодействие с немцами против интервенции союзников в августе 1918 г. Он признавал, что лично поехал к новому германскому послу Гельфериху, чтобы предложить ему условиться о совместных действиях против генерала М. В. Алексеева на юге и о возможности отправки германского отряда для нападения на войска Антанты у Белого моря. Дальнейшее развитие этого плана было прервано внезапным отъездом Гельфериха[350]
. Посол отбыл из Москвы в Берлин 6 августа, распорядившись о переезде миссии в Петербург. На встрече с Гельферихом 2 августа наркоминдел высказал пожелание, чтобы Германия прекратила поддержку армии генерала П. Н. Краснова на Дону и выступила бы против Добровольческой армии генерала М. В. Алексеева на Кубани. Германский статс-секретарь П. фон Гинце предложил Верховному командованию пойти навстречу просьбам большевистского правительства, и если представится возможность, то осуществить операции в районе Мурманска и против Добровольческой армии. Такой ответ и был дан. 9 августа Иоффе сообщал Чичерину: «…наконец, те два военных обязательства, которых добивались Вы. При этом несомненный психологический перелом и искренняя готовность по крайней мере для данного периода соблюдать все это»[351]. О степени серьезности намерений обеих сторон свидетельствовал факт проведения в конце августа совещания представителей немецкого и советского высшего военного руководства по согласованию деталей предполагаемых совместных действий против англичан. Конечно, обе стороны понимали, что речь идет не о заключении военно-политического союза между Советской Россией и Германией, а лишь о временном тактическом взаимодействии в противостоянии общим врагам. Тяжелое поражение германских войск в начале августа 1918 г. во Франции под Амьеном подтолкнуло Берлин к продолжению в отношениях с Москвой «брестской линии»[352], которая завершилась лишь после окончания Первой мировой войны.