РАФФАЛОВИЧ (RAFFALOVITCH; урожд. княжна ЧОЛОКАЕВА) MELITA, 1896 – 1986
Грузинская княжна Мелита Тазиевна Чолокаева одно время вместе с княгиней Мери Эристовой была манекенщицей у Шанель. Ее дочь, светскую красавицу и манекенщицу знаменитых домов моды Лидию Константиновну Зеленскую (в замужестве Ротванд – ее свекровью была прославленная манекенщица Нюся Ротванд-Муньез), часто снимали в середине 30-х годов для журнала «Вог» лучшие фотографы моды.
РЕЗНИКОВ ДАНИИЛ, 1904 – 1970
В 1926 году читатели журнала «Звено», который издавал в Париже М. М. Винавер, во время конкурсного опроса большинство голосов отдали стихотворению поэта Даниила Резникова «О любви», которому и была присуждена скромная (в 200 франков) Первая премия журнала (что вызвало резкие возражения поэта и критика В. Ходасевича, выступившего против такого выбора в газете Керенского «Дни»). Любопытно, что по результатам опроса в следующем году на первое место вышел рассказ таинственного Темирязева (под этим псевдонимом скрылся художник Юрий Анненков).
РЕМИЗОВ АЛЕКСЕЙ МИХАЙЛОВИЧ, 1877 – 1957
РЕМИЗОВА-ДОВГЕЛЛО СЕРАФИМА ПАВЛОВНА, ум. в 1943
Алексей Михайлович Ремизов был очень странный человек и странный, необычный писатель, оказавший большое влияние и на писателей, и на художников, его знавших. Человек и писатель он был настолько странный, что далеко не все принимали его (и до сих пор принимают) всерьез, а притом писатель он был знаменитый и написано о нем очень много.
Родился Алексей Ремизов в Москве, в купеческой семье, в старорусском и старомосковском окружении, так сказать, «в самом сердце московской русскости», овеянной мифами, родовыми преданиями, стихией народного слова. Учиться он начинал на физико-математическом факультете Московского университета, но через два года, в 1897 году, был арестован за участие в студенческих беспорядках и целых шесть лет провел в тюрьмах и в ссылке. В 1902 году в Усть-Сысольске он встретил ссыльную Серафиму Павловну Довгелло, и больше уж они не расставались. В последней своей, вологодской, ссылке, где были с ним и Луначарский, и Бердяев, и Савинков, и Щеголев, решает Ремизов отойти от политики. В 1902 году он начинает печататься, а к 1905 году становится известным писателем. Писал он много и до 1921 года успел издать 37 книг. В произведениях его отмечают многочисленные приемы отстранения от реального мира и различные способы его преодоления – и сны, и духовно-религиозную фантастику, и стилизацию плачей и проповеди. Везде Ремизов ищет русское слово – оно для него «потерянный бриллиант».
В 1921 году (после краткосрочного, но вполне многозначительного ареста органами ЧК) А. М. Ремизов и его супруга покинули Петербург, а к 1923 году осели в Париже. Ремизов пишет здесь свою «Взвихренную Русь», в которой – привычная его тема богооставленности России и те же, что и в прежних его книгах, поиски высших заступников, а также неуемные поиски новых способов художественного выражения.
Странную парижскую квартиру этого странного писателя посещает множество людей (после чего все пишут о нем очерки, все рисуют его портреты). Книги его издают по-русски и по-французски: в эмиграции он издал до 1957 года по-русски от 45 до 50 книг.
В мемуарах В. Яновского есть такой «сводный» портрет Ремизова: «Все воспоминания о Ремизове начинаются с описания горбатого гнома, закутанного в женский платок или кацавейку, с тихим внятным голосом и острым умным взглядом… Передвигалось это существо, быть может, на четвереньках по квартире, увешанной самодельными монстрами и романтическими чучелами. Именно нечто подобное мне отворило дверь…»
Ремизов создал у себя дома «Обезьянью палату» и выдавал ее членам грамоты, написанные его поразительным почерком: он был великий каллиграф, и художество его ценил сам Пикассо. И если тот же Яновский относился ко всей этой игре в странность с подозрительностью, то Борис Филиппов, например, как и многие другие, считал, что это лишь своеобразный «уход от жизни»: «Как и его вечные претворения сновидений, как и его «Обезьянья Великая и Вольная Палата», cancelarius’ом которой назначил себя ее творец, объявивший в манифесте «самодержавного повелителя лесов и всея природы Асыки Первого» «всем хвостатым и бесхвостым, в шерсти и плешивым приверженцам нашим, что здесь, в лесах и пустынях, нет места гнусному человеческому лицемерию, что здесь вес и мера настоящие и их нельзя подделать и ложь всегда будет ложью, а лицемерие всегда будет лицемерием, чем бы оно ни прикрывалось»… такой же уход от реальности, как развешенные на бечевках по всей квартире полуабстрактные чертики и всяческая нежить, а то и просто какие-то хвостики…»