Русский Жребий

— Опять у тебя глаза на мокром месте. Да погоди ты его оплакивать, — Агния проворно заварила кофе. — Я с Родионовым говорила, с ребятами. Они видели, как он упал при взрыве, но, возможно, он был всего лишь контужен. Надо верить, что именно так! Мёртвым никто его не видел, понимаешь?

— Тогда плен… А что с ним сделают в плену?

— Из плена возвращаются, — Агния с видимым облегчением опустилась на кушетку, отложив костыль.

— Не всегда!

— Олег вернётся, — уверенно сказала журналистка, отхлёбывая «живую воду». — Пей, пока не остыл. Чего сидишь.

— Мне бы твою уверенность…

— Готова поделиться, — улыбнулась Агния. — Единственное чему я рада, что Курамшин успел наше подопечное семейство вывезти оттуда. Он через своих знакомых нашёл каких-то добрых людей, согласившихся принять их на жительство. Слава Богу, хоть они в безопасности!

— Сама-то не хочешь уехать? Дорога ещё не перекрыта.

— Не хочу, — мотнула покрытой платком головой Агния. — Для меня же все здесь родня уже… И как? Я уеду, а все останутся? Нет уж, я так не могу. Тем более, что там, — она неопределённо повела рукой в воздухе, — меня никто не ждёт.

— А ещё здесь твой бывший муж…

— Почему бывший? Мы не разведены. Как-то никому из нас в голову не пришло заниматься этой бюрократией.

— Видимо, потому что ни у него, ни у тебя не возникло за эти годы серьёзных привязанностей.

— Видимо, — согласилась Агния. — Судя по всему, мы друг для друга неизбежность.

Мирослава посмотрела на часы:

— Скоро наши вернутся с похорон, и я смогу пойти домой. Пойдёшь со мной? Мама будет рада.

— В другой раз, — вновь мотнула головой Агния. — Тут мальчик раненый лежит. Я ему обещала, что побуду с ним. Сейчас он, правда, спит. Курамшин его родных разыскивает — фотографии во всех соцсетях вывесил. Но пока без толку. Да и не мудрено… Много, что ль, здесь сейчас народу в интернетах сидеть могут? А маме передавай поклон. И кофе, кстати, с собой возьми. Это подарок.

— Спасибо, — слабо улыбнулась Мирослава. — Дай Бог, чтобы родные твоего подопечного нашлись. Ты знаешь, если бы можно было ценой моей жизни спасти всех этих детей, я бы на костёр, на любую муку пошла. В детстве я всегда мечтала о крыльях. Но не о таких, чтобы летать, а чтобы всех укрыть, защитить ими. Я когда-то у Цветаевой прочла… Не удивляйся, я не только книги по медицине читала, хотя и редко это удавалось. Так, вот, фразу прочла: мужчинам крылья даны, чтобы летать, а женщинам, чтобы укрывать ими очаг. Вот, мне всегда хотелось, чтобы мои руки стали такими крыльями, которыми всех можно укрыть. И сейчас особенно остро хочется.

— Ты, Мирочка, ангел, — со вздохом сказала Агния. — На таких, как ты, только молиться. Но, боюсь, твоей жизни, даже с приплюсовкой к ней моей, грешной, будет мало, чтобы эту разверзшуюся бездну заполнить.

Домой она смогла уйти лишь ближе к вечеру, так как привезли очередную партию раненых, и, как всегда, не доставало рук. К этому времени голова уже кружилась от усталости, а в глазах то и дело мелькали противные огненные точки. Свежий воздух, однако, освежил её, и по пути домой Мирослава ненадолго зашла в храм. Прежде она часто бывала на службах, но последние недели не оставляли на то времени.

Храм, между тем, также не пощадил огненный смерч, стиравший с лица земли несчастный город. Мирослава хорошо помнила, как взорванную ещё большевиками святыню восстанавливали несколько лет, собирая деньги всем миром. И, вот, теперь новые изверги ополчились на неё, и горько смотрела на прихожан полуразрушенная, обезглавленная колокольня. Мирослава провела рукой по глубокой царапине, оставленной на белой стене осколком, точно бы то была рана живого человека.

Чудо, что в ту бомбёжку не пострадал никто из прихожан — день был праздничный, и храм был полон. И никто не выбежал вон в поисках укрытия, когда стали совсем рядом рваться снаряды, положась в Божию волю. Отца Михаила, однако, контузило несколько дней спустя в собственном доме, и он вместе с семьёй всё-таки уехал из Города. И теперь вместо него служил молодой священник о. Димитрий. Мирослава хорошо знала его. Знала, что он часто ездит на позиции ополченцев, не страшась ни вражеских пуль, ни недовольства епархиального начальства, опустившегося до того, что посмертно вывело за штат убитого ещё в начале войны батюшку, также окормлявшего ополчение. Верили ли в Бога делавшие это в трусливо-подлом желании снискать милость земных правителей и через то защитить «церковное имущество» от поползновений раскольников? Навряд ли…

Мирославе очень хотелось поговорить с отцом Димитрием, хоть отчасти облегчить изматывающую сердце кладь, но он был занят с другими, нуждавшимися в утешении не меньше, а времени было так мало, а усталость — так велика. Недолго помолившись у любимого образа Покрова Пресвятой Богородицы, столь похожего на те мечтаемые крылья, она покинула храм и направилась к дому.