В результате гибели Макарова миноносцы не применялись с максимальной эффективностью и по большей части оставались в гавани[103]
, хотя Владивостокский отряд крейсеров и продемонстрировал, что неожиданные атаки со стороны русских – это лучший способ нанести урон японским ВМС и напомнить Того, что у него нет полного контроля над водами Восточной Азии[104]. Несмотря на то что в докладе военно-морскому ведомству Германии сообщалось, что японский флот истощен месяцами боев в водах Восточной Азии[105], русские командиры не начинали крупных операций. Время от времени производились атаки с использованием миноносцев; однако русские не применили потенциал комбинированного удара и не совершили общей атаки[106]. Ночным атакам также не уделялось серьезного внимания[107]. Потенциал быстрых и маневренных миноносцев, которые впоследствии нанесут большой урон Второй Тихоокеанской эскадре, был полностью проигнорирован морским командованием царского флота. После финальной попытки 10 августа 1904 года покинуть морскую осаду в Порт-Артуре для воссоединения с владивостокским отрядом крейсеров остатки Первой Тихоокеанской эскадры находились в гавани для поддержки крепости, осажденной японскими войсками [Luntinen, Menning 2005: 241–242]. Вся надежда России была теперь возложена на адмирала 3. П. Рожественского (1848–1909), который осуществлял в это время кругосветное путешествие.История путешествия Второй Тихоокеанской эскадры[108]
заставляет обратить внимание на одну из главных проблем России во время войны: расстояние от столицы и экономических центров империи до театра военных действий [Spance 2004: 6]. Одним из самых насущных вопросов была доставка к театру военных действий угля [Der Russisch-Japanische Krieg 1904: 44–45] – ведь кораблям требовалось обойти Африку и пройти через Индийский океан только для того, чтобы столкнуться с японским флотом, потому что, когда русское подкрепление достигло Желтого моря, у Порт-Артура больше не было безопасной гавани. Таким образом, Вторая Тихоокеанская эскадра словно оказалась участницей античной трагедии, поскольку ее герой Рожественский мог заранее как минимум подозревать о судьбе своего флота. В докладе Хинце из Санкт-Петербурга говорилось: «Россией объявлено о том, что путешествие в Восточную Азию будет быстрым <…>. Посмотрим, насколько долгим окажется путь знаменитой эскадры»[109]. Морской атташе Германии уже тогда сомневался в исполнимости задачи русского адмирала, и это задолго до того, как флот даже был готов покинуть гавань. В июле 1904 года Рожественский уже высказал мнение, что у русских нет надежды удержать Порт-Артур до того времени, когда туда прибудут его силы[110]. Хинце в другом отчете, адресованном адмиралу Альфреду фон Тирпицу (1849–1930), дал подробное описание поведения царского адмирала:Его отношение к ситуации вступает в конфликт с расслабленным поведением большинства других высокопоставленных морских офицеров и резко отличается от уверенного настроя, который, кажется, распространен здесь повсеместно. Я думаю, что адмирал чувствует большую ответственность за судьбу флота на Дальнем Востоке, чем большинство его коллег. У него слишком критический ум, чтобы верить в неожиданный поворот военной удачи, в который нравится верить русскому обществу[111]
.Также Хинце описывает задержку формирования Второй Тихоокеанской эскадры, отправление которой было отложено на сентябрь, после чего потребуется еще от четырех до пяти месяцев для доукомплектования, чтобы достичь театра военных действий[112]
. Немецкий атташе, как и сам Рожественский, хорошо понимал, что долгое путешествие станет для флота тяжелым испытанием.Кроме того, русский адмирал сталкивался с политическими проблемами, влиявшими на маршрут путешествия до Дальнего Востока. США, Великобритания – в том числе ее заморские владения – и другие европейские колониальные державы объявили о том, что они не позволят эскадре заходить в свои гавани более чем на сутки[113]
. В британских колониях, например в колонии Наталь, администрации порта был дан четкий приказ относительно поставки угля: