Русско-японская война и русская революция. Маленькие письма (1904–1908)

Может быть, толки о русской революции соблазнили желтых лилипутов? О падении Кремля под ударами революционеров Европа узнала по телеграмме из Шанхая, а туда эта телеграмма дошла из Токио. Наши передовые «десятники», проповедывающие русскую революцию и распространяющие прокламации по России, лет сорок твердят о русской революции и раз сто назначали ей вернейшие сроки. А революции все нет, как нет. Все она не дается. Да и глупа была бы революция, если б она далась в руки тем, которые ее проповедывают столь безуспешно. Революция — особа неглупая, да притом опытная особа: она хорошо помнит прошлое и умеет и его сравнивать с настоящим, у которого столько усовершенствованного оружия для борьбы с нею. Притом революция нашла себе всемогущую соперницу в эволюции. Я скорей поверю в появление на Крестовском острове на месте кафешантана огнедышащей горы, чем в русскую революцию. Но вот «Times» притворяется, что верит, и очень охотно печатает длиннейшие прокламации российских революционеров, сопровождая их передовыми статьями. Говорю «притворяется, что верит», ибо сегодня, например, «Times» уже заявляет, что революция не в духе русского народа.

Япония, или Жапония, как в забытьи говорят некоторые русские дипломаты, получив конституцию, может быть, подумала, что стала совсем равна с самыми образованными странами Европы, с Англией, Францией, Германией. Конечно, конституция есть вещь, однако не такая, чтобы можно было в некотором роде в один миг вознестись на степень сильной и просвещенной державы.

Может быть, она поверила не только в союз с Англией, но взглянула на этот союз, как равная с Англией? Может быть, она убеждена, что непременно увлечет Китай за собой и потому так ребячески хитро постоянно твердит, что она всеми силами старается удержать Китай в нейтральном положении?

Может быть, г. Курино рисовал сгущенными красками современное состояние России в своих донесениях микадо, уснащая их анекдотами, которые дипломаты всех стран и народов чрезвычайно любят и больше всего ими блещут?

Может быть, она знала, что Россия к войне готовится, хотя не спеша, по своему обыкновению, потому предупредить ее необходимо?

Может быть, она слепо поверила в прочный успех своего неожиданного наскока и могущество своего флота, который сильнее нашей эскадры на Дальнем Востоке и который она создала с упорством и пожертвованиями прямо героическими, достойными подражания?

Думаю, что все эти причины действовали на Японию ободряющим образом, и если хорошенько подумать, то вопрос: как «она осмелилась?» — решается удовлетворительно. Она могла поверить себе, своим и союзным силам и могла вообразить себя Давидом, вооруженным гораздо лучше библейского.

И нечего греха таить: новый Давид набрал каменьев, вложил их в пращу свою, подкрался ночью к врагу и нанес ему такой эффектный удар, что вся Европа, в особенности израильская, возрадовалась и восплескала. И вся Россия почувствовала удар. Думалось, что весь флот погиб и что Порт-Артур не нынче завтра будет в руках японцев. Вся нравственная атмосфера Петербурга была наполнена каким-то удушливым чадом. Многие кричали что-то несуразное, многие плакали. Никогда я не забуду этого дня, в который явилась депеша адмирала Алексеева о разгроме наших броненосцев рядом с депешей графа Ламздорфа, не подозревавшей о том, что война началась. Во всеобщей истории едва ли был когда случай подобного соединения противоположностей.

Но эффект удара проходил. Мало-помалу стали получаться известия о подвигах моряков. Подвиг «Варяга» явился какою-то блистательною победою. Это в самом деле было блистательное мужество, вышедшее навстречу предательству. Другая яркая, другая блистательная победа одержана была русским обществом.

Да, господа, это была победа, этот необычайный подъем патриотизма, вызванного оскорбленным народным чувством, блистательная победа в глазах всего мира, который лгал и смеялся над нашей родиной и ждал, что она рухнет, как колосс на глиняных ногах; это была победа над равнодушием одних, противодействием других, революционными затеями некоторых. Все встало не с гамом, шумом и хвастовством, а с каким-то твердым и несравненным чувством любви к родине; эта любовь закричала во всех сердцах своих сынов и дочерей: «Родина в опасности! Отечеству грозит беда!» Вот что всех соединило и влило благородство и твердость в русские души.

И Россию можно победить, когда ее мужественная армия чувствует за собою мужественную и деятельную Россию, и можно унизить Россию до того, что она станет просить мира, обратится к посредничеству держав, всегда готовых расставить предательские объятия? Да никогда…