Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в.

Существенно иной была позиция короля Сигизмунда, который отклонил предложения Замойского и его партии. Позицию короля по отношению к России определил прежде всего тот факт, что русское правительство, как уже указывалось, отказалось признать его законным правителем Швеции. Помимо того что Сигизмунд переживал этот отказ как большое личное оскорбление[559], действия русской дипломатии навели короля и его сторонников на мысль, что русское правительство, видимо, имеет своего кандидата на шведский трон. Таким кандидатом они уже зимой 1602 г. склонны были считать находившегося в Москве шведского принца Густава[560]. Когда же позднее до короля стали доходить сообщения, что и датский король как-то причастен к планам возвышения этого члена дома Ваз[561], окончательно определилась его отрицательная позиция по отношению и к России, и к попыткам русско-датского сближения.

Так, когда летом 1602 г. посланец датского короля обратился к Замойскому с просьбой о проезжей грамоте для направлявшегося в Москву датского посольства во главе с принцем Гансом и получил нужный документ[562], то созванное Сигизмундом совещание близких ему сенаторов постановило не пропускать датского принца через территорию Речи Посполитой. В одновременно посланном коронному канцлеру письме король многозначительно напоминал ему, что «не следует подданным, не уведомив государя, делать ничего в таких делах», и подчеркивал, что «без воли и приказания нашего ничего такого делаться не может»[563].

Свое отрицательное отношение к России и русско-датскому союзу король стремился активно внушать сенаторам. Примером такой агитации может служить его письмо Льву Сапеге от 30 октября 1602 г.[564] Король указывал литовскому канцлеру, что на заключенное с Россией соглашение полагаться не следует, о чем свидетельствуют действия русского правительства (в частности продолжающиеся переговоры со Швецией). Особенно опасно для интересов Речи Посполитой соглашение между Данией и Россией, так как оно может привести к образованию антипольской коалиции с участием Швеции, с которой обе эти державы находятся в дружественных отношениях. «Следует опасаться, — заканчивал свои рассуждения король, — чтобы они не захотели снова разорвать между собой Инфлянты и чтобы их не соблазнили другие части панств Речи Посполитой».

Хотя король подчеркивал, что его письмо носит доверительный характер и поставленные в нем вопросы не следует обсуждать открыто, чтобы не вызвать обострения отношений с соседними государствами, уже через несколько дней, 4 ноября, он предал гласности свои, соображения относительно России в королевской инструкции на предсеймовые сеймики. В этом документе король призывал шляхту с особым, вниманием следить за Россией, от которой можно ожидать враждебных действий по отношению к Речи Посполитой.

Это утверждение аргументировалось ссылкой на какие-то «практики» между Россией и Швецией, к которой были добавлены специально подобранные сообщения об имевших место после заключения перемирия пограничных инцидентах[565]. Король, таким образом, явно стремился убедить сенаторов и шляхту в том, что, несмотря на заключенное перемирие, Речи Посполитой угрожает серьезная опасность со стороны ее восточного соседа[566].

Сопоставляя исходившие от Сигизмунда характеристики внешнеполитического положения Речи Посполитрй с реальной картиной международных отношений в Восточной Европе, можно констатировать, что король полностью исказил действительное положение вещей. Как-было показано выше, русско-датский союз, которым Сигизмунд запугивал Льва Сапегу, был направлен в действительности против Швеции. Этот союз, в известной степени укреплял положение Речи Посполитой, заставляя герцога Карла разбрасывать свои силы. Сравнение высказываний Сигизмунда III с его внешнеполитическими актами показывает, что и сам король не ожидал со стороны этих государств серьезной опасности для Речи Посполитой[567]. Эти тенденциозные вымыслы нужны были ему для того, чтобы предотвратить сближение Речи Посполитой с русско-датской коалицией, которая, по представлениям Сигизмунда III, была враждебна его династическим планам, выдвигая своего кандидата на шведский трон.

Все эти представления польского короля о целях коалиции были совершенно ложными (вопрос о судьбе шведской короны не играл никакой роли в русско-датских дипломатических контактах, а сам предполагаемый претендент — принц Густав — уже в 1601 г. попал в немилость у царя Бориса и был сослан в Углич[568]), однако именно они определяли его политику по отношению к России. Россию Сигизмунд III рассматривал как враждебное государство, политическое сближение с которым невозможно.

Между тем парадокс создавшегося положения заключался в том, что не Замойский, искавший союзников для Речи Посполитой на востоке и западе Европы, а именно король и его партия остро нуждались во внешней помощи для осуществления их планов.