Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Подводя итоги, следует констатировать, что «соединение» между Россией и Речью Посполитой в представлении той части социальных верхов русского общества, которая пошла на переговоры с польско-литовским правительством, представляло собой обычный военно-политический союз между государствами, не дававший никаких возможностей ни для феодальной колонизации русской территории, ни для распространения католической религии. По своему содержанию этот союз мало чем отличался от того соглашения, которое предлагало в 1600 г. польско-литовским послам правительство Бориса Годунова. И все это при условии полного и немедленного прекращения интервенции, обращения польско-литовских войск исключительно на борьбу с казачеством и движением социальных низов.

Учитывая, что православная церковь, значительная часть русского дворянства и горожан относились враждебно вообще ко всякой идее соглашения с Речью Посполитой, можно сделать вывод, что в России не оказалось ни одной социальной группировки, серьезно заинтересованной в достижении тех целей, которых пытался добиться в России господствующий класс Речи Посполитой. Поэтому его политику ждал неизбежный провал.

Члены боярской думы, руководившие переговорами с русской стороны, вероятно, в какой-то мере понимали, сколь мало их условия могут удовлетворять устремлениям польско-литовского дворянства. Но, по-видимому, исходя из привычных им представлений об огромной власти монарха, они полагали, что решающим будет мнение Сигизмунда III, который должен быть заинтересован в том, чтобы польский трон достался его сыну, и ради этого добьется принятия русских условий. В таком допущении заключался определенный просчет организаторов «великого посольства». Во-первых, Сигизмунд III не обладал достаточной властью, чтобы проводить политику, не. совпадающую с интересами главных группировок польско-литовского дворянства; во-вторых, именно король и его двор были сторонниками осуществления восточной экспансии в ее наиболее крайних формах и с их стороны русские условия должны были встретить наиболее сильный отпор.

Как и следовало ожидать, ознакомление с августовским договором и приложенными к нему «кондициями» вызвало глубокое недовольство собравшихся в лагере под Смоленском польско-литовских сенаторов. По каким направлениям развертывалась критика русских условий, позволяет установить сочинение «Дать или не дать королевич Владислава на государство московское», которое написал один из наиболее выдающихся польских политиков того времени Криштоф Збаражский, староста Кремецецкий. В своей брошюре он отмечал, что невозможно послать в Москву 14-летнего принца одного, так как в этих условиях королевич неизбежно попадет под руководство московских бояр, в то время как необходимо, чтобы Владислав сам подчинил их своему влиянию. Лишь присутствие при нем крупных контингентов польских войск позволило бы ему занять самостоятельную позицию по отношению к боярам. Однако русские условия предусматривают вывод этих войск из России, а имеющийся в них пункт о запрете давать полякам земли в пограничье ясно говорит о том, что русские не намерены допускать польско-литовских феодалов на свою территорию[935]. Из этих рассуждений следовал вывод: русские условия не дают польско-литовским феодалам никаких возможностей для воздействия на внутреннюю и внешнюю политику Русского государства, не приносят им выгод.

Наметившиеся глубокие разногласия между русскими и польско-литовскими политиками открыто обострились с началом переговоров под Смоленском. На этих переговорах русские «великие послы» не только не пошли на уступки по каким-либо пунктам своих условий, но и настойчиво требовали от польско-литовских сенаторов снять осаду Смоленска и освободить оккупированную королевской армией территорию[936]. Такая позиция посольства прямо определялась положением в столице: стоявшие в ней дворянские отряды и московский посад, по свидетельству такого осведомленного современника, как автор «Новой повести о преславном российском царстве», согласились на избрание Владислава лишь при условии, что иноземные войска, разорявшие страну «аки злые и жадные волки», уйдут «в свою их проклятую землю и веру»[937].

Достижение главных целей господствующего класса Речи Посполитой на востоке политическим путем оказывалось, таким образом, явно невозможным, и польско-литовские политики становились перед дилеммой — либо отказаться от своих планов, либо, не считаясь с позицией русского общества, попытаться осуществить свою программу силой в духе рекомендаций П. Пальчовского.