Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Так Иван IV был поставлен в известность о положении в Речи Посполитой и о том, что ждут от него его сторонники. Он, однако, отказался следовать их рекомендациям и не отправил в Стенжицу своих послов. Одной из причин такой сдержанности было, несомненно, то обстоятельство, что судьба польского трона оставалась неясной с правовой точки зрения. Несмотря на бегство Генриха Анжуйского из Польши, он не был низложен «станами» и юридически оставался польским королем. На эту сторону дела царь не преминул указать Я. Глебовичу в своем ответе, отклоняя его предложение. «Тому как возможно сстатися, — писал он, — что украсти государство и украдом на государство приехати и послов своих; послати, а король неведомо будет, неведомо не будет». Такое посольство будет для царя лишь «за поспешно я собе в укоризну»[281]. Сдержанность Ивана IV была результатом понесенной им незадолго до этого неудачи: когда уже после избрания Генриха Анжуйского в Москву прибыл польский гонец А. Тарановский для переговоров о продлении перемирия, он уверил царя, что Генрих Анжуйский в Польшу не приедет. Положившись на эти заверения, Иван IV обратился к польской и литовской «радам» с просьбой об опасной грамоте для «великих послов», которых он был намерен отправить в Польшу для переговоров об условиях «соединения»[282]. Когда Генрих Анжуйский все же прибыл в Польшу, царь и его советники оказались в неудобном положении. Поэтому в Москве были твердо намерены на этот раз не повторять подобной ошибки. Учитывая, однако, всю важность дела, можно все же думать, что русское правительство решилось бы пренебречь этими моментами, если бы оно могло быть уверено в конечном успехе своей акции. Но оснований для такой уверенности у царя и его советников не было. В возникновении сомнений относительно возможности выбора Ивана IV на польский трон не последнюю роль сыграл тот же А. Тарановский.

Не посвященный в махинации литовских политиков, посланец невольно выдал Ивану IV их игру, рассказав, как собравшаяся на элекции шляхта долго и безрезультатно ждала русских послов, а затем решила, что видно царь не хочет стать польским королем[283]. В гневе царь отправил к литовским сенаторам послание, в котором перечислял «все збродни, чим его отселе з Литвы сводили»[284]. Разумеется, после этого доверие в Москве к исходящим из Литвы предложениям сильно упало. Во-первых, не могла внушать большого доверия и личность Я. Глебовича, от которого, как ясно видно из царского ответа на письмо последнего, с момента его выезда из России не поступало никаких известий. Во-вторых, А. Тарановский сообщил царю, что присланные на элекционный сейм М. Гарабурдой царские «кондиции» включали в себя такие пункты (например, отмена вольной элекции), которые «были против вольностям и правам нашим» и «оскорбили панов Короны Польской и Великого княжества Литовского»[285]. Ознакомившись затем с «Генриховскими артикулами», царь и его советники могли уже составить себе полное и всестороннее представление о глубоких различиях между тем объемом власти, которого добивался для себя Иван IV как король польский, и тем, который готов был предоставить своему монарху господствующий класс Речи Посполитой. При учете всех этих обстоятельств отказ русского правительства от официальной дипломатической акции становится вполне понятным.