Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Кандидатура Ивана IV, как отметил уже В. Закшевский[267], в рядах сената не имела почти никакой поддержки: на собравшемся осенью 1575 г. элекционном сейме лишь двое сенаторов в своих выступлениях упомянули о возможности выбора царя. Вместе с тем уже на первых этапах политической борьбы Иван IV без всяких усилий с его стороны стал главным кандидатом литовской[268] и польской[269] шляхты на польский трон. Одной из главных причин нового обращения шляхты к кандидатуре русского царя было, как отметил уже В. Закшевский[270], наступившее в 1574–1575 гг. обострение отношений между магнатерией и шляхтой. Из компромисса феодальных группировок, который привел к избранию Генриха Анжуйского, всю выгоду извлекли магнаты. Пользуясь неопытностью молодого короля, они за краткий период его правления сумели завладеть значительной частью королевских имений, а теперь вынашивали планы установления магнатской олигархии. В ответ на эти действия в шляхетской среде получила популярность идея новой «экзекуции добр», более строгой чем первая, «если только не московской», т. е. проведенной путем расправы с магнатами[271]. В этих условиях взгляды шляхтичей обращались к Ивану IV как правителю, который решительными действиями мог бы сломить власть магнатов[272]. Разумеется, при этом речь не шла о каких-то уступках русскому монарху. Иван IV по-прежнему оставался для его сторонников «вторым Ягайлой» — орудием для осуществления внутри- и внешнеполитических концепций шляхты.

Главную силу этого лагеря составляли «рутены». Уже Ф. Коммендоне в 1573 г. констатировал, что именно они отстаивали кандидатуру царя[273]. О том, что почти «вся Русь» поддерживает кандидатуру Ивана IV, писали во время второго «бескоролевья» и папский нунций в Рим, и литовские сенаторы в Вену[274]. Из содержания их сообщений видно, что указанный термин охватывал и православных украинских феодалов Волыни и Киевщины, и польских шляхтичей юго-западных земель Короны («Русского» воеводства). При этом именно вторая из указанных групп отличалась наибольшей активностью. Нунций специально отмечал деятельность «русских» родственников примаса[275], членов семьи Уханьских, — шляхтичей Белзского воеводства. На элекционном сейме осенью 1575 г. Павел Уханьский был главным оратором «промосковского» лагеря. Известно также об общем решении польской шляхты Белзского, Русского и Подольского воеводств на предэлекционном сеймике поддержать на выборах кандидатуру Ивана IV[276]. То, что наибольшую политическую активность проявляла именно эта группировка шляхты, представляется глубоко закономерным. Осуществление «соединения» с Россией максимально соответствовало интересам этой группировки господствующего класса Речи Посполитой — главной силе польской феодальной колонизации на Востоке. «Соединение» должно было открыть для нее необъятные просторы «Московского царства» и одновременно обеспечить надежную защиту ее украинских имений от турецких и татарских набегов.

Правда, условия, предложенные Иваном IV через М. Гарабурду, были неприемлемы, но, по свидетельству М. Бельского, уже во время элекции часть шляхты сочла эти условия вымыслом враждебных царю литовских магнатов[277]. По мере обострения отношений с магнатерией эта версия стихийно получала в шляхетской среде все большее распространение. Однако намерения царя оставались неясными и неудивительно, что с самого начала «промосковский лагерь» стал энергично искать контактов со своим кандидатом. Дело было нелегким, так как М. Радзивилл и Я. Ходкевич поставили дозоры на литовско-русской границе, чтобы воспрепятствовать сношениям между русским правительством и польской шляхтой[278]. Все же сторонникам Ивана IV удалось найти путь к нему через литовского магната Яна Глебовича, зятя Яна с Кротошина.

В своих письмах к Ивану IV, написанных летом — осенью 1574 г., литовский вельможа информировал царя о плане созыва в Стенжице в мае 1575 г. сейма для решения вопроса о судьбе польского трона и от имени сторонников Ивана IV в Литве и Короне настоятельно советовал выслать на проектируемый съезд русских послов. «А не пошлешь никого, — писал Я. Глебович, — не начаися (стать польским королем. — Б.Ф.), бо цесарь крестьянский и много иных государей послы готовят». Послы Ивана IV, указывал он далее, должны прежде всего сообщить, что царь намерен дать присягу соблюдать шляхетские права и вольности. К письму был приложен текст «Генриховских артикулов» и других обязательств Генриха Валуа и Карла IX[279], что, очевидно, должно было, по мысли Я. Глебовича, помочь русским политикам подготовить текст соответствующих обязательств от имени царя. Без таких обязательств царь не может рассчитывать на успех, «не будучи дедичом пашей земли»[280].