Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Однако, конфликт между Речью Посполитой и Турцией открывал для литовских политиков более широкие возможности. Если для феодалов Малой Польши и Русского воеводства — главной опоры группировки Я. Замойского — война с Турцией означала смертельную опасность, для борьбы с которой необходимо было мобилизовать все силы страны, то феодалам Великого княжества турецкая опасность непосредственно не угрожала[802]. Тем самым соотношение сил внутри страны объективно менялось в пользу Литвы, давая возможность литовским политикам за участие в обороне южных границ Речи Посполитой ставить своим партнерам определенные условия. Так у них создавалась почва для борьбы за реализацию их политической цели — заключения долгосрочного мирного договора между Россией и Речью Посполитой.

Действительно, хотя проект войны с Россией перестал обсуждаться, в любое время, как только минует чрезвычайная ситуация, он мог быть снова поставлен на повестку дня. Не случайно Я. Замойский в своей речи 21 марта говорил о том, что только осуществление восточных планов С. Батория могло бы окончательно избавить Речь Посполитую от турецко-татарской опасности[803]. Среди собравшихся на сейм послов шли толки, что, если польским дипломатам удастся добиться сохранения мира с Турцией, набранные для турецкой войны войска пойдут в поход на Россию[804]. Поэтому, когда в посольской избе началась выработка конституции о выделении средств на возможную войну с Турцией, литовские послы сразу заявили, что не хотят приступать ни к каким делам, пока им не сообщат, будет сохранен мир с Россией или нет[805]. В сложившихся условиях с мнением Великого княжества нельзя было не считаться, и в результате в проекте конституции, выработанном послами, было записано, что собранные средства могут быть употреблены лишь на войну против Турции[806]. По-видимому, тогда же в него были внесены пункты, запрещавшие назначенному сеймом военному совету начинать военные действия против какой-либо другой страны, кроме Турции и Крымского ханства, и предусматривавшие, что в случае заключения мира с Турцией «ухваченные» налоги собираться не будут. В таком виде тексты конституции 17 апреля 1590 г. были утверждены королем и сенатом[807].

Вручая королю проекты конституций, маршалок от имени всех послов просил, чтобы Сигизмунд III «мир с Москвой подтвердил, великих послов назначил, приказал написать инструкции и дать sub censuram, чтобы уж не было никаких сомнений» относительно намерений правительства[808]. Это требование натолкнулось на упорное сопротивление монарха, заинтересованного в создании антирусской коалиции с участием Швеции. Он сумел добиться того, чтобы пункт о подтверждении мира с Россией все же не был включен в сеймовые конституции. Однако король не имел прочной опоры среди коронных политиков, склонявшихся, по мере того как конфликт с Турцией принимал все более серьезные размеры, к закреплению мира с соседями (и с Россией)[809]. В этих условиях Сигизмунд III не мог противостоять представителям Великого княжества, которые заявили, что не считают себя связанными решениями сейма, пока их просьбы не будут удовлетворены «на деле, а не [одними] словами»[810].

Литовские послы и сенаторы не только повторили свое заявление перед закрытием сейма, но и оставили в Варшаве своих представителей для наблюдения за тем, как будут выполнены их требования[811]. Король был вынужден капитулировать. 24 апреля началась рассылка по литовским «поветам» универсалов с сообщением, что в Москву отправляются «великие» послы Речи Посполитой[812]. 25 апреля назначенным послам — С. Радзиминскому, воеводе подляшскому, Г. Войне, подканцлеру литовскому, и М. Войне, писарю литовскому, были вручены инструкции для ведения переговоров[813]. Еще до конца мая послы выехали из Варшавы на границу, где им предстояло ждать «опасной» грамоты царя Федора[814].