Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв.

Ряд условий определял характер будущих отношений между подданными обоих государств. Одна из этих статей устанавливала свободу торговли для купцов России и Речи Посполитой на всей территории будущего объединения; две другие определяли отношения между русским дворянством и польско-литовской шляхтой. По первой из них устанавливалась свобода приобретения земли «как поляку и литвину в Москве, так москвитину в Польше и в Литве». Значение этого постановления, носящего формально равноправный характер, будет понятным, если принять во внимание представление польской шляхты, так ярко отразившееся в публицистике 70-х годов XVI в., о России как незаселенной и плодородной стране, где многие шляхетские семьи могут найти себе пропитание. Помимо укрепления материального положения отдельных слоев шляхты, это постановление имело для польско-литовских политиков большое значение и в ином плане: — приобретение польско-литовскими феодалами владений на русской территории привело бы к установлению родственных, имущественных и иных связей между польско-литовской шляхтой и русским дворянством, что в дальнейшем могло способствовать их интеграции в одном социальном организме.

Созданию условий для тесных контактов между этими социальными группами служило и другое постановление проекта, по которому предусматривалась возможность для шляхты и «детей боярских» свободно ездить из одной страны в другую «на службу и для обучения». Этому условию польско-литовские политики придавали особое значение. Уже во время переговоров на элекции 1587 г. с русскими послами, как отмечено в «статейном списке» посольства, «говорили о том паны рада много, чтобы вольность учинить людем ездити на обе стороны, как похотят»[818]. Во время переговоров в 1590 г. этот вопрос был поставлен послами Речи Посполитой перед русским правительством особо, еще до начала обсуждения возможных условий «вечного докончания»[819]. Упоминание в тексте проекта о поездках для «обучения» позволяет раскрыть мотивы, побуждавшие польско-литовских политиков настаивать на принятии этого положения. Убежденные в превосходстве не только общественной организации, но и культурного уровня польско-литовского общества над русским, они были уверены, что с установлением свободных сношений в университеты и коллегии Литвы и Короны направится поток русской дворянской молодежи. Ознакомясь с жизнью и духовными ценностями шляхетского общества, эта молодежь будет возвращаться домой как убежденная сторонница польско-литовской модели общественного устройства и, следовательно, объединения с Речью Посполитой, которое позволило бы и русскому дворянству усвоить себе все общественные завоевания шляхты. Эти расчеты, так же как и ряд построений польской публицистики 70-х годов XVI в., были результатом механического перенесения в иные условия опыта длительного исторического общения польских феодалов с литовской шляхтой.

Сопоставляя рассмотренные положения проекта с политическими концепциями предшествующих лет, следует констатировать, что направленность восточной политики Речи Посполитой в 1590 г. подверглась существенному пересмотру. Его суть заключалась в отказе от поисков немедленного решения восточной проблемы. Русско-польские контакты на элекции 1587 г. ясно показали, что путем переговоров нельзя склонить русское правительство к принятию польско-литовских условий унии. Путь войны также не сулил успехов, особенно после того как в ходе русско-шведской войны (1590–1593 гг.) выяснилось военное превосходство русской армии. В этой ситуации восточная политика Речи Посполитой стала все более ориентироваться на длительный период сосуществования, в ходе которого должны были постепенно возникнуть предпосылки для интеграции русского общества (прежде всего господствующего класса России) и государства с общественным и государственным строем Речи Посполитой. Деятельность польско-литовских политиков направлялась теперь на создание условий для такой эволюции.