Русско-турецкая война 1686–1700 годов

Оказавшись в безвыходной ситуации (предписания монарха были однозначными), Нефимонов активизирует контакты с австрийской стороной, направляя многочисленные послания «не по одно время» о совершении «союзного дела» на 3 года. 16 января 1697 г. на последней (десятой) встрече с министрами состоялся крайне жесткий разговор. Посланник заявил о невозможности игнорировать указ царя о 3-летнем соглашении. В ответ австрийцы «говорили и стояли крепко и упорноза отказ от урочных лет, активно апеллируя к польским договорам (Вечного мира и Священной лиги[1384]), которыми раньше пренебрегали, и «отпираясь» от своих слов на 8-м разговоре. В конце концов русский дипломат ультимативно отказался от обсуждения бессрочного союза. Нефимонов раскритиковал непостоянство и двусмысленность действий оппонентов, которые «чего сами просили, то отменяют», вызывая подозрения, что имеют «не правдивым сердцем к союзу желание». В случае отказа в заключении союза «вскоре и немедленно» или «буде для какова вымыслу… своим упрямством и в речах непостоянством то дело опустят», дьяк грозил прекращением всего переговорного процесса. В конце концов после консультаций австрийских представителей со своим сюзереном и переговоров с К. Рудзини было решено «союз учинить» на 3 года[1385].

Еще одним камнем преткновения на переговорах стало установление состава нового объединения. Согласно первоначальному замыслу Петра I (по наказам), союз должен был носить исключительно двусторонний характер, связывая лишь Московское царство и Священную Римскую империю. 20 мая 1696 г. (третий съезд) на запрос канцлера о включении в договор других участников войны с Османской империей К. Н. Нефимонов заявил об избыточности таких процедур, поскольку польский монарх уже имеет действующие трактаты с царем и цесарем, а Венеция связана соглашением с Австрией и поэтому должна участвовать в войне до победы «по прежней крепости с цесарским величеством». При этом дьяк сразу же оговорился, что о Венеции не имеет каких-либо предписаний и говорить о ней не будет[1386]. В дальнейшем, до получения новых указаний из Москвы, Нефимонов во время официальных встреч придерживался озвученной аргументации.

Австрийские представители почти сразу показали твердую заинтересованность во включении Венецианской республики в предполагаемую конвенцию. 25 июля на шестом съезде министры настойчиво напоминали о Венеции и указывали, что без разговора (и полномочий) о ней «и договору союзному статись невозможно». И ситуация здесь определялась не только свободной волей Вены: по словам «цесаревых ближних людей», К. Рудзини в беседе сообщил Леопольду I, чтобы он «один без них с царским величеством в союз не вступал, а естли учинит, то они будут свободны» (то есть Венеция угрожала денонсировать прежние соглашения).

26 августа венецианский посол во время личной беседы указал посланнику на недовольство его страны отсутствием упоминаний о ней в предложениях о союзе, «будто б война их против турок неприятна и царскому величеству не надобна». 4 сентября на седьмом съезде Нефимонов наконец сообщил о согласии царя с пожеланием императора, «дабы в союзе… быти б и светлейшей Речи Посполитой и Венецкой»[1387]. Прийти к такому решению после продолжительного ожидания посланник смог, лишь получив долгожданный ответ из России.

Сложность решения вопроса о включении в договор Венеции объясняется исключительно трудностью пересылок Нефимонова с царем. Так, запрос о Республике Св. Марка он сделал еще в отписке, направленной в Москву 24 мая 1696 г. с отчетом о третьей встрече. Письмо получили в Посольском приказе 27 июня и переслали в Азов. Оттуда 16 июля последовал указ царя о составлении грамоты «о призывании их венетов во времянной общей… союз» и предписание посланнику, чтоб он «с венетом чинил договор так же, как и с цесарем чинить велено». По получении почты от Петра I в Посольском приказе подготовили две официальные грамоты с большой печатью (к «князю венецийскому» и к «цесарскому величеству») и грамоту дьяку. Все это отправили из Москвы 30 июля. Только 4 сентября пакет с документами достиг Вены. Таким образом, лишь спустя 3,5 месяца после запроса русский дипломат получил согласие на включение в договор третьего союзника[1388].