К этому времени шотландец сочинил «меморандум», очерчивавший его предложения касательно стратегии русской армии в предстоящем походе. В основе его лежала идея закладки укрепленных фортов через равномерные отрезки пройденного русским войском пути в низовьях Днепра, начиная от р. Самары. Укрепления предполагалось основывать на каждый четвертый день марша, совмещая это с отдыхом после долгих переходов. Каждый форт должен был располагаться как можно ближе к Днепру и состоять из земляных укреплений (наружные редуты и цитадель) и гарнизона в несколько сотен человек с одним-двумя орудиями. Помимо идеологического значения подобной цепи укреплений («это породит великий ужас у неприятеля», будет способствовать распространению молвы, что «вся сия сторона Днепра охраняется» царскими силами, наконец, подчеркнет выполнение условий союза с Польшей, по которому Россия должна была «охранять» татарские переправы на Днепре), Гордон отмечал и ее практическое значение: в фортах можно будет оставлять больных, раненых, ненужные или по каким-то причинам не поддающиеся транспортировке грузы; они станут центрами заготовки сена, леса и воды, ремонта снаряжения и поддержки армии на обратном пути. Другие предложения Гордона заключались в необходимости наличия достаточного количества 8- и 6-фунтовых орудий для бомбардировки укреплений, лодок для перевозки людей и легких пушек, сборных мостов, надежных штурмовых лестниц, подготовки роты обученных гренадеров для каждого полка и легких двухколесных повозок для артиллерии «для быстроты и подвижности». Генерал также подчеркивал возможность захвата расположенного на левом берегу Днепра Ислам-Кермена, что даст русским судам «свободный проход вниз по Днепру», в том числе для солдат, которые будут располагаться в новопостроенных фортах[680]
.В. В. Голицын, покинув Севск 3 марта, прибыл в Сумы вместе с назначенными в Большой полк дьяками 6-го числа. При «отпуске отписки» туда же прибыл товарищ главнокомандующего — князь Я. Ф. Долгоруков[681]
. 11 марта главнокомандующий издал указ прибывшим ротмистрам и стольникам: тем из них, которые «написаны в завоеводчиках и в ясаулех, и тем быть до похода ево (В. В. Голицына. —Часть войск Большого полка концентрировалась в Ахтырке. 10 марта Новгородский разряд А. С. Шеина выступил из Рыльска к Рублевке. Спустя два дня Гордон отправил отряд из Сум в Ахтырку для охраны «боевых припасов» и изготовления подвод, а 12 марта выступил туда сам[683]
. 14 марта В. В. Голицын получил письмо Мазепы (выслано из Батурина двумя днями ранее). Гетман сообщал, что еще из Севска в Новобогородицк им был послан глуховский казак «для проведывания поль диких… есть ли на них снеги или нет и есть ли уже травы». Ныне казак вернулся и донес, что в данный момент «толко по долинам неболшие снешки окрест Самары есть». Мазепа сообщал, что посланные гадячские и полтавские казаки «хотя испытовали по степям жечь траву, сыры не горели, а по вышним местам еще осенью выжжены» по гетманскому приказу. Гетман уверял, что, как только земля подсохнет, высланные в поля казаки немедленно «совершат дело». Пока же, по сообщениям казаков, в районе Новобогородицка все «речки полевые в теплые дни розплылись»[684].В назначенный день — 17 марта — к войскам из Сум выехали Голицын и его товарищи, прибыв в Ахтырку спустя два дня, где главнокомандующий получил письмо гетмана Мазепы о его выступлении из Батурина. Соединение московских и гетманских войск планировалось у р. Коломак. Зима в этот год задержалась, Голицын сетовал, что «походу нашему чинится мотчание за великою стужею и за снегом». Из-за заносов застряли повозки с денежным жалованьем: «денежная… великих государей казна марта по 20-е число в полк ко мне не пришла, — писал Голицын в Москву, — и Белгородского полку… ратным людям и городовых полков солдатом дать нечего»[685]
. В ответной грамоте Голицыну (от 26 марта) сообщалось, что к нему из Приказа Большой казны с подьячим Григорием Молчановым 22 февраля отправлено 55 321 руб., а в марте — с подьячим Григорием Подгорским — 22 тыс. руб.[686]