Буквально вслед за Лызловым 20 июня в войско выехал еще более важный гонец — ближний окольничий и наместник переяславский В. С. Нарбеков. В посланной с ним царской грамоте (из Посольского приказа) Голицына хвалили за то, что «такие свирепые и исконные креста святаго и всего христианства неприятели твоею службою неначаянно и никогда не слыханно от наших государских ратей в жилищах их поганских побеждены и поражены и прогнаны, и что явились они сами своим жилищам разорительми, отложа свою обыклую свирепую дерзость, пришед во отчаяние и во ужас в Перекопи посады и села, и деревни все пожгли». Сам поход именовался в царском послании «славной во всем свете победой»[843]
. Другая грамота из Разряда просто информировала Голицына о поездке Нарбекова, но в посланной оттуда же третьей грамоте, которую, судя по всему, также вез ближний окольничий, Голицыну предписывалось вместе с боярами и воеводами ехать к Москве «видеть… государские пресветлые очи», войску провести смотр и распустить ратных людей по домам[844]. 27 июня Нарбеков прибыл в русский лагерь, на следующий день войскам было официально объявлено о царской милости и жалованье за участие в походе, а также о роспуске по домам. Сам окольничий был отпущен «от реки Мерла ис под Красного Кута» к гетману Мазепе[845]. Второй Крымский поход завершился. Его участники получили различные награды: ценные подарки, деньги, новые поместья[846].4 июля для встречи главнокомандующего на Тульской дороге из Москвы выехал Ф. Л. Шакловитый. Встретив Голицына и его товарищей, Шакловитый должен был позвать их в съезжий шатер и уже в который раз спросить о здоровье и похвалить за службу («за храброе и мужественное… на то поганство ополчение»). После этого посланнику следовало объявить официальную милость и похвалу остававшимся с Голицыным войскам. Помимо этого, думный дьяк должен был обсудить с «оберегателем» некие дела по «тайному наказу»[847]
. К А. С. Шеину и воеводам остальных разрядных полков 6 июля с похожей миссией направили стольника М. И. Приклонского[848].В одной из отписок В. В. Голицын сообщал, что вскоре после 7 мая послал «к Крымским юртам к речке Молочной и на Тонкие воды к Керчи и к Чунгару» Г. И. Косагова (который, в свою очередь, был товарищем сходного воеводы самого Голицына, Л. Р. Неплюева), придав ему «несколько тысяч… ратных людей». К этому отряду гетман Мазепа прибавил «регименту своего полковников с полки немалую часть»[849]
. В относительно недавно опубликованных письмах И. С. Мазепы содержится пересказ реляции, поданной ему участвовавшим в походе во главе украинских контингентов лубенским полковником Л. Н. Свечкой[850]. Сама реляция также сохранилась и ранее не была введена в научный оборот. Характерно, что в ней говорится о действиях только лишь лубенцев и слобожан, а Косагов и его люди совершенно обойдены молчанием[851]. Сохранилась также отписка В. В. Голицына с официальной информацией о походе на Горбатик[852], которая не была опубликована Н. Г. Устряловым среди остальных отписок главнокомандующего из второго Крымского похода. Сопоставление этих двух источников — отписки Голицына и реляции Свечки (более обширна и информативна, поэтому играет более важную роль в наших представлениях о данной военной операции), которые в целом совпадают, позволяет реконструировать указанный военный эпизод кампании 1689 г.