Русско-турецкая война 1686–1700 годов

Пленный татарин Ненисупко рассказывал, что по возвращении Селим-Гирея в Крым (июнь) он пробыл там около месяца, куда «от салтана турского были к нему присылки беспрестанные, чтоб он с ордою шел в Белгородчину для того, что полские войска х Каменцу Подолскому пришли и около Каменца хлеб и всякие кормы все потолочили». Выступление Селим-Гирея на Буджак «по тем вестям»[898] подтверждается и другими такими же известиями. Ф. Зароса, сообщал, что «по отходу войск государских от Перекопи от салтана турского прислан был к хану чауш нарочно с таким указом, дабы в Белогородчину выходил ис Крыму, перед которым хан, хотя отгаваривался своею в то время болезнию, однакож де видя, что тот чеуш без него отнюдь не хочет ехати, в несколко недель вместе с ним, чеушем, толко с своим самим двором ис Крыму в Белогородчину пошол болен». Через несколько недель вслед ему (Зароса утверждал, что перед праздником Покрова, то есть в сентябре) отправился калга, «собрав крымскую орду несколко на десять тысечь»[899]. Пленный татарин Нарик Суфу, допрошенный в Батурине 18 октября 1689 г., не только подтверждал эти сведения, но и отмечал, что калга также медлил со своим походом, в то время как Селим-Гирей ожидал его «на границе волоской»[900]. А Ненисупко уточнял, что где-то в сентябре хан «прислал из Белагородчины… в Крым Кара Мустафу агу с таким указом, что по присылке салтана турского велено выслать ис Крыму татар с села по 2 человека с калгою салтаном в Белогоротчину для того, чтоб волоские войски с мултянскими не пришли в противность ему салтану и чтоб из Белгородчины вступить в Волоскую землю»[901].

Петр Волошенин, казак Прилуцкого полка, примкнувший к казакам Запорожской Сечи после окончания похода на Крым и участвовавший в посольстве сечевиков к хану (посольство прибыло в ставку Селим-Гирея на «Белгородчину» на шестой день после праздника Успения Богородицы, то есть приблизительно 21 августа 1688 г.), стал свидетелем того, как «пришол от салтана турского к хану такой указ, чтоб поспешил на помочь войскам его, которыи от войск цесаря христианского поражены». Селим-Гирей, однако, поначалу не спешил выступать на Балканы, оправдываясь тем, что «хоть ляхи прежде присылали послов своих, прося миру, а ныне с войсками своими пришли под Каменец, которым хотя отпор дати, понужден подлинно замешкать и для того он, хан, послал под Каменец с ордами белгородцкими Яла-Агасу белогородцкого». Однако вскоре из ставки султана последовал «другой указ, чтоб конечно без задержания с ордами пришол». На этот раз Селим-Гирей подчинился и «рушился оттуду х Килию и пошол на Венгров». Волошенин вернулся на Сечь на день Покрова (1 октября)[902]. Данные свидетельства очевидцев о том, как хан, так и калга до последнего момента оттягивали выступление на помощь османам, несколько противоречат османским и крымским хроникам, которые более обобщенно пишут о том, что хан практически сразу после окончания кампании против русских войск (13 июля 1689 г.) отправился на помощь султану[903]. Польский историк М. Вагнер, достаточно подробно описывающий польскую кампанию лета — осени 1689 г., когда коронное войско гетмана С. Яблоновского (около 25 тыс. человек) предприняло неудачные попытки осадить Каменец-Подольский (состав гарнизона: 4 тыс. янычар и 1,5 тыс. кавалерии при 227 пушках и 14 мортирах), не отмечает появление на подольском театре крупных татарских отрядов. В августе пришли известия о движении к Каменцу 5-тысячной орды, но в итоге татары у польского лагеря так и не появились, вплоть до отступления коронной армии. Во второй половине сентября — октябре польское войско располагалось на Волыни, строя планы перехвата сопровождаемого татарами каравана с провиантом и амуницией (так называемого захара), который, по слухам, должен был выйти из Молдавии на Каменец[904]. Набег 60-тысячной орды, «страшно» опустошившей Волынь и Галичину в августе — сентябре 1689 г., о котором пишет В. А. Артамонов[905], никак не вяжется с изложенными М. Вагнером фактами, которые говорят скорее о полной пассивности татар на польском театре военных действий в текущем году. Русские источники подтверждают эту картину, внося в нее ряд важных нюансов и показывая, что военные усилия и Москвы, и Варшавы, пусть и неудачные в конечном итоге, сыграли определенную роль в отвлечении активности Крымского ханства от балканского театра военных действий.