Русско-турецкая война 1686–1700 годов

В Нижнем Поднепровье же возникли ожесточенные споры, которые растянулись на два года. Здесь разграничение также должно было проводиться силами местных приграничных правителей — украинским гетманом и силистрийским пашой. Еще весной 1704 г. от И. С. Мазепы выехали «знатные особы», у которых с турками «учинились некоторые споры… о безделице, чтобы ставить признаки и высыпать каменьем»[2464]. Разрешать возникшие разногласия, которые, по мнению Петра I и Ф. А. Головина, не имели принципиального значения, отправили российского соавтора Константинопольского трактата — Е. И. Украинцева. Однако застать осенью 1704 г. турецких переговорщиков на месте съезда он не успел[2465]. Руководство российской дипломатической службы, обеспокоенное задержкой разграничения и перспективой обострения русско-османских отношений, заранее запланировало новый раунд переговоров на следующий год. Ф. А. Головин в депеше к послу в Константинополе П. А. Толстому предписывает назначить новую встречу с переговорщиками в начале мая 1705 г., обещая прислать к тому времени и думного дьяка[2466].

В обозначенное время Е. И. Украинцев прибыл на Южный Буг, однако вновь не нашел там посланца силистрийского Юсуфа-паши. По требованию Петра I думный дьяк должен был дожидаться оппонентов в любом случае, а затем проводить переговоры, невзирая на какие-либо препятствия, «даже до крайней осени»[2467]. Ситуация осложнялась недовольством запорожских казаков, кошевой атаман которых Константин Гордиенко вступил в активную переписку с российским межевым комиссаром. По мнению атамана, установление любой границы приводило к «утеснению» казаков, терявших «исконные» промыслы в низовьях Южного Буга и Днепра. Выражалось недовольство и форматом контактов с запорожцами, которые не получили от царя персональной грамоты, гарантировавшей бы соблюдение их прав на переговорах. В какой-то момент со стороны казаков в адрес царского дипломата прозвучали даже угрозы как для его жизни, так и для дела («хотят… в деле комисияльном чинить препятствие и остановку»). После получения особой монаршей грамоты и подарков накал недовольства сечевиков значительно уменьшился[2468].

В июле 1705 г. обе стороны наконец съехались на реке Южный Буг в урочище Мигийская скала. Прошлогодние споры вновь дали о себе знать, вылившись в многочисленные съезды делегаций, окончание которых сложно было предугадать. Требования турок о межевых знаках встретили отпор Украинцева, который, ссылаясь на 5-ю и 6-ю статьи Константинопольского мира, утверждал: «Однако же в договоре постановлено, что быть тем местом и от Сечи Запорожской до Ачакова пустым, а границы междо ими не имяновано»[2469]. Проведение фиксированного рубежа, по его мнению, «принесет людям обоего народа великое смятение, и повседневную трудность, и хлопоты», так как отнимает у казаков различные промыслы[2470]. Турецкий комиссар Ибрагим Эфенди-ага (Магмет-паша) ссылался на конкретность указаний дивана (кабинета министров) в отношении размежевания, на что думный дьяк предъявлял текст договора, который подписал сам султан. Новый правитель Порты Ахмед III подтвердил все прежние трактаты. «…И он их держит, и держать хощет без нарушения», — добавлял российский делегат[2471].