Русское движение за тридцать лет (1985-2015)

«Если мы не хотим пойти по стопам Югославии, в России должно быть выстроено национальное государство. И оно должно быть русским, учитывая государствообразующую роль русского народа. Эту роль следует признать официально, на конституционном уровне. Для начала — указать, что источником власти в России признается не “многонациональный народ”, а союз народов России во главе с русским народом».

Присутствовавшие на мероприятии националисты дружно одобрили автора доклада и обещали поддержку ЛДПР на выборах, что и исполнили каждый в меру своих сил, понимания и добросовестности. Я, в частности, сдержал свое слово, опубликовав призыв голосовать за указанную партию. В те дни я предполагал, что Жириновский, о чьем состоянии здоровья ходили разные слухи, намерен после выборов отойти от дел, передав партию сыну, который и так уже контролировал партийные кадры и финансы. И тогда у нас появились бы совсем новые перспективы. Признаться, мы вновь недооценили старика, рассчитали, как говорится, без хозяина…

Выборы, впрочем, Владимир Вольфович провел неудачно, вяло, завалил кампанию, набрав меньше голосов, чем мог бы. Тогда некоторые националисты, лишившись последней перспективы, решили отыграться на другом. Возник феномен «Болота» — одна из наиболее позорных страниц текущей летописи.

* * *

Мне много приходилось писать о сущности «болотного» феномена, начиная со статей «Грянет тюря», «Революция сислибов» и до «Игра после мата», «Путин и русские» и т. д. Некоторые из них были собраны затем в книге «Путин в русском поле»[192]. Интересующиеся историческими подробностями могут заглянуть в эти публикации 2011–2012 гг. А здесь я хотел бы с помощью обширных цитат охарактеризовать данное явление, чтобы читатель увидел его моими глазами, глядя непосредственно из момента творимой истории.

* * *

Ответ на анкету «о русской революции» («Вопросы национализма»):

«В чем суть “народного протеста”, вылившегося на улицы? Разве мы видим какие-то принципиальные идеи государственного переустройства действительно революционного толка? Например, пересмотр итогов приватизации, национализацию недр, земли, стратегических производств и естественных монополий и т. п.? Переход к партократической системе и/или парламентской республике? Выдвижение выстраданных Русским движением требований? Воссоединение с Белоруссией? Переход к Русскому национальному государству?

Нет, ничего подобного. Требования “революционеров” до смешного элементарны и даже ничтожны, вплоть до защиты интересов Григория Явлинского, известного политического банкрота из числа откровенных врагов народа. Можно, конечно, сказать, что перед нами “вопль угнетаемой невинности” и массовый порыв защиты своего гражданского достоинства, ловко оседланный небескорыстными политиканами. Но не более того. Очевидность бросается в глаза: стихийный народный протест существует сам по себе, а варящие из него хмельное пойло политиканы — сами по себе.

Фронда — точное слово, подаренное нам историей Франции. Я в свое время зачитывался мемуарами Ларошфуко, де Реца, Ришелье и других видных акторов того бурного времени. Очень хорошо представляю себе, какой клубок самолюбивых и честолюбивых притязаний, какая алчность, какие амбиции суть самое сердце этого явления. Фрондеры были сплошь людьми яркими, незаурядными, сильными и порой по-человечески симпатичными. Но только все как один они ставили превыше всего собственные интересы, и всем было наплевать на судьбу страны и народа. Если фронду и можно поименовать революцией — то революцией завышенных ожиданий, беспочвенных надежд и яростных претензий.

Наша нынешняя российская фронда точь в точь, как первообразец. В ней соединили свои усилия три категории людей:

1) те, кто все имел, но потерял, а теперь жаждет реванша (Немцов, Касьянов, Явлинский, Кудрин и т. п.; всю эту братию Андрей Илларионов удачно назвал “сислибами” — системными либералами); у них есть великолепный “жировой запас”, который позволит им пережить очередное поражение даже в том случае, если придется покинуть страну, они не боятся рисковать;

2) молодежь, которая попросту не понимает, что может потерять, но вообразила, что способна приобрести большие перспективы в “новой России”; она не помнит 1990-е, не знает, что происходило со страной, потерявшей руль и компас, она не боится жить “в эпоху перемен” и не думает, как смертельно опасно для страны и народа снова войти в такую эпоху; к этой категории примыкает когорта “присяжных демократов” из числа тех, что защищали в 1991 году Белый Дом и возводили Ельцина на трон, для них участие в болотных стояниях — дело чести;