Читаем Русское движение за тридцать лет (1985-2015) полностью

Поневоле задашься вопросом: все ли в порядке у Савельева с головой? И уж во всяком случае не ему сегодня бросать камень в тех, кто упрекал в те годы «Родину» за безоглядную и самозабвенную поддержку Путина. Вернее было бы сказать, что позиция «Родины», хотевшей стоять лицом и к Кремлю и к народу одновременно (что в то время было невозможно по определению), ставило ее в двусмысленное, противоречивое положение, было фактором слабости…

Здесь, пожалуй, уместно в нескольких словах оценить роль «Родины» в жизни страны и Думы. Матерые национал-патриоты действительно не питали в этом отношении сладких иллюзий[74]. А вот у самих родинцев они явно были, как о том свидетельствует тот же Савельев: «”Родина” была проектом, который мог спасти Россию». Да и на думских выборах 2003 года «Родина» сенсационно набрала 9 %. Во многом (ровно наполовину, как показали последующие президентские выборы) успех объяснялся популярностью оппозиционера Глазьева, самой узнаваемой фигуры из трех, чьи экономические предложения легли в основу избирательной программы. Но, конечно, этот успех был также показателем востребованности русского национализма. Изголодавшийся по русской политике избиратель готов был кинуться, как говорится, на голую блесну.

Между тем, проект «Родина» привлек внимание не только национал-патриотов, охотников разыграть эту карту оказалось не так мало. На политическом поле России были (и есть) игроки поматерее, подальновиднее. Напомню, что начало 2000-х — это годы ожесточенного противоборства Путина и некоторых еврейских олигархов, среди которых бешеной непримиримостью отличался Борис Березовский, своими руками посадивший (как он считал) Путина на трон и теперь вдвойне страдающий от своих потерь. Олигарх укрывался в Лондоне, в своей душе лелея месть и готовый использовать, не щадя своих средств, любые способы для свержения ненавистного президента. Один из таких способов был подсказан ему еврейским политтехнологом и другом Станиславом Белковским. Способ назывался, в терминологии СБ, «национал-оранжизмом»; он был опробован на Украине и состоял в парадоксальной комбинации сил не только левой и либеральной, но и националистической оппозиции.

У истоков национал-оранжизма в России

Теория и практика «цветных революций», разработанная американцами, успешно зарекомендовала себя в ряде бывших республик СССР, в том числе, особенно, на Украине, почему и получила, в честь «помаранчевой революции», условное название «национал-оранжизм».

Последствием провала «Родины» в ее изначально предполагавшемся амплуа, встал вопрос о ее наиболее грамотной утилизации. Все-таки кадры и средства были закачаны в проект неслабые, их остатками надо было по-хозяйски распорядиться. Одним из вариантов показался национал-оранжизм.

Рогозину не хотелось бесславно и бесповоротно вылететь из большой политики, не для того он так долго и упорно туда стремился[75]. Надо отдать должное: он проявил лучшие бойцовские качества, чтобы удержаться на арене. Не вышел номер со «спецназом президента»? Так почему бы тогда не попробовать себя в качестве лидера оппозиции? А если уж на то пошло, то самый передовой опыт оппозиционной деятельности, конечно же, — у «цветных» революционеров. Надо ехать в Киев учиться, перенимать. К завершению 2004 года Рогозин дозрел до этого.

Когда и как на этом пути Дмитрия Олеговича возник Станислав Белковский, мы вряд ли узнаем. Открыто они встают рядом, плечом друг к другу уже на конференции патриотов в МВТУ им. Баумана, созванной «Родиной» ближе к концу 2004 года. Кого только не услыхали приглашенные в тот день! И русских (Кураев, Павлов), и полурусских (Бабурин), и вовсе нерусских — полутатарина-получеченца Шамиля Султанова, и еврея Белковского — все в лучших традициях постсоветского коминтерна. Не были приглашены, естественно, только русские националисты[76]. Впервые близость Белковского к опальному проекту и опальному политику фиксируется документально. А что? Чего стесняться? Креативный политтехнолог, даром что мордой лица не вышел…

Вскоре Рогозин оказался в мятежном Киеве, походил-таки по Майдану в оранжевом шарфике! Но зримых политических дивидендов ему это не принесло. В России его демарш не очень-то хорошо оценили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное