Русское дворянство времен Александра I

История этого вопроса, особенно в том, что касается взаимоотношений между Александром I и дворянством, рассматривается в пятой части данного исследования. В настоящей главе исследуются два важных аспекта проблемы: во-первых, собственная позиция Александра I по крестьянской реформе, и, во-вторых, значение закона 1803 года о «свободных хлебопашцах» как потенциальной прелюдии к окончательному освобождению крепостных, наряду с дальнейшими попытками облегчить их участь в промежуточный период. В десятой главе будет проанализировано резкое разделение мнений между либеральными и консервативными слоями дворянства, из‐за которых — с учетом характерной для Александра I двойственности и нерешительности — такие попытки в конечном итоге потерпят неудачу.

Александр I и крестьянский вопрос

Через шестьдесят лет после восшествия на престол Александра I его племяннику Александру II наконец-то придется решить проблему освобождения крепостных посредством исторического, хотя и с серьезными изъянами, Манифеста 1861 года. Однако, как упоминалось выше, этот вопрос уже был насущным задолго до конца XVIII века, за несколько лет до публикации в 1790 году важной книги в русской художественной литературе — «Путешествия из Петербурга в Москву». Произведение было моральным протестом против бесчеловечности крепостного права, сформулированным «раскаявшимся дворянином» А. Н. Радищевым. Он призывал к божественному возмездию, чтобы отомстить за повседневные издевательства над крестьянами со стороны их помещиков, и осмелился выразить сочувствие расправам крестьян над своими мучителями.

Радищев не был первым русским дворянином, открыто бросившим вызов крепостному праву. Также во время правления Екатерины Великой несколько депутатов Уложенной комиссии 1767–1768 годов выразили свое неодобрение этого института и заявили о необходимости смягчить его худшие черты. Таким образом, первые критики крепостного права вышли из дворянской среды. Сама императрица Екатерина II, по крайней мере до потрясения, вызванного затяжным Пугачевским восстанием 1773–1775 годов, поднимала вопрос об обоснованности и долгосрочной устойчивости крепостного права. Однако существовало основополагающее и стойкое предположение, что любые возможные изменения не должны идти в ущерб дворянству ни в финансовом, ни в социальном плане[638]. Ситуация не изменилась и при Александре I.

Случаи крестьянского бегства и дальнейшие вспышки насилия в течение многих лет после восстания Пугачева, например в Саратовской, Пензенской и Екатеринославской губерниях, послужили дополнительным стимулом для сворачивания крепостного права и перехода к системе наемного труда, особенно для таких крупных помещиков и либеральных дворян, как М. С. Воронцов и П. А. Вяземский. Первый утверждал, что «долг и выгода дворянства суть начать думать и действовать о постепенном увольнении от рабства мужиков в России»[639]. Согласно одному исследованию, цифры, доступные для Рязанской области, показывают около сорока волнений в период с 1804 по 1860 год, в то время как другое исследование говорит о целых семидесяти крестьянских волнениях за период с 1825 по 1857 год. Одной из наиболее ярких форм крестьянской мести было физическое насилие или даже убийство помещиков и их управляющих. Такие случаи физического насилия привели к сорока шести жертвам в Рязанской губернии в период с 1801 по 1850 год[640]. Более того, они имели место в контексте повседневных трений, когда помещики сталкивались с пассивным сопротивлением крепостных, угрюмой и равнодушной трудовой этикой, воровством и отсутствием на барщинной работе без разрешения.

Экономические возражения против полной неэффективности традиционной российской крепостной сельской культуры также сочетались с тревожными этическими опасениями, которые с самого начала нового правления разделяли благомыслящие придворные, либерально настроенные дворяне и даже сам Александр I. Н. И. Тургенев красноречиво сформулировал такие опасения, отметив, что если в других странах рабство почти всегда было результатом завоеваний или феодальной системы, то в России оно было введено совершенно сознательно. Это была «обычная полицейская мера». Тургенев осудил российское крепостное право как «варварскую, эгоистичную, бессмысленную, наглую политику», что «нанесла целой нации рану, которая терзает и позорит ее»[641].