Русское язычество. Мифология славян

На сами святи Русаля,
Мати синочька прокляла,
А як она го прокляла,
Та го до лиса послала,
Вигнала его до лиса:
«Иди ти соби до биса!
Жеби ти там стал явором,
А твий коничок каменем!»
Як тому тиждень переходил,
Матери жаль ся уробил:
«Ей Боже, Боже, Боже мой,
Ах, где ся подил тоть син мой.
А буде ярмак на Левочи,
Пийду я, нийду плачучи,
Пийду я, пийду на него.
Глядати сина моего».
Ходит от краму до краму,
Смотрит до очей каждому.
Треба ся домов вертати,
Не мож ту сина познати;
Як ишла домов, дощь падал,
Та ей до лиса там загнал.
А стала она под явор,
Вздихала: «Боже, Боже мой.
Ей явор, явор зелений,
Який ти красний, румений,
Таки на тоби голузки,
Як мого сина волоски,
Таки на тоби листочьки,
Як мого сина губочьки».
А явор ку ней промовил:
«Ой, иди, мамо, ти домов,
От тамо до дому своего,
Ужь я не пийду до него!
Ид оганяти худобу,
Бо я до дому не пойду.
Я ту остану явором,
А сивий коник каменем!»

В песне из Глуховского уезда жена прокляла своего мужа и велела ему превратиться в явор; его конь должен был сделаться горою, сабля — дорогою, шапка — кочкою, а синяя одежда — чистым полем. Пошла вдова жать в поле, дождь стал капать; она укрылась под явор и говорила: «Яворушка зеленый! Прикрой моих деток-сироток!» Явор сказал ей: «Я не явор, я — твоим детям батюшка; вспомни, как ты меня отправляла в путь и проклинала».

Жона мужа виряжала,
Виряжаючи, проклинала:
«Бодай ихав, не доихав,
Щоб ему кинь горою став,
А шабелька дорогою,
А шаночка купиною,
Сини сукни чистим полем
А сам молод явороньком!»
Пишла вдова в поле жати,
Стала хмара набигати,
Та й став дожч накрапати.
Пишла вдова пид явора.
«Явороньку зелененький!
Прикрий дити сиритоньки!» —
«Ой, и я ж не яворонько,
Я ж тим дитям та батенько.
Згадай, як мене виряжала,
Виряжаючи проклинала!»

Во всех этих песнях, при всем их разнообразии, общим остается то, что в явор превращается человек в силу произнесенного над ним заклятия. Но в археологическом отношении едва ли не важнее всех та песня, где козак встречает на море сиротку, которая закляла его в явор, стоящий посреди моря. Мы уже приводили эту песню.

В весенних песнях встречается явор в припевах к такой песне, в которой, по-видимому, нет ничего грустного. Но припев мог быть отнесен и к другой песне, а не к той, к которой он принадлежал прежде. В купальских песнях является явор с сосною, в противоположение мужской личности женской. Молодец говорит, что он срубил явор и спугнул с него трех соколов; эти соколы оказываются молодцами, которые вслед за тем называются по именам; потом он срубил сосну и спугнул с нее трех кукушек, которые также оказываются девицами с собственными именами.

Нихто того не видав
Як я явора зрубав,
Три соколи зигнав:
Перший соколонько — молодий Иванько,
Другий соколонько — молодий Петрусько,
Третий соколонько — молодий Пархимко.
Нихто того не видав,
Як сосонку зрубав,
Три зозули зигнав:
Першая зозуленька — молода Орися.
Другая зозуленька — молода Явдося,
Третя зозуленька — молода Настуся.

Здесь, как нам кажется, проглядывает мрачное значение явора, как и сосны: молодец срубил явор и согнал с него соколов, то есть освободил молодцов от грусти и тоски и пустил их веселиться.

Между галицкими песнями есть колядка, в которой колыбель младенца Христа представляется висящею на яворах: