Русское литературоведение XVIII–XIX веков. Истоки, развитие, формирование методологий: учебное пособие

Важен и вклад Добролюбова в изучение творчества А.Н. Островского. Добролюбов первым из критиков-современников оценил масштаб таланта и мастерства драматурга. В статье «Темное царство» (1859) критик показал крупную творческую индивидуальность, а не просто бытописателя купеческой или чиновничьей жизни. Островский, по мысли Добролюбова, обратился к наиболее актуальным, проблемным, сущностным пластам жизни. Семейные, возрастные, материально-имущественные отношения, воссозданные драматургом, приоткрывали завесу над «темным царством», его законами самодурства.

Драма «Гроза» дала новый материал для размышления. В статье «Луч света в темном царстве» (1860) развиваются ключевые суждения критика: Островский «обладает глубоким пониманием русской жизни и великим умением изображать резко и живо самые существенные ее стороны» (465). Драматург, по глубокому убеждению Добролюбова, «захватил … общие стремления и потребности, которыми проникнуто все русское общество» (495). Заслуга мастера заключается в том, что он создал «не комедии интриг и не комедии характеров, а нечто новое»; это «новое» Добролюбов определил как «пьесы жизни» (500; курсив мой. – М.Л.).

Самодурная сила сохраняет только за собой право дать полную свободу своим прихотям. Однако «самодуры русской жизни» (508), занятые вечными поисками врага, не желающие уступать разумной необходимости, начинают, подчеркивал Добролюбов, ощущать смутную тревогу и страх. «Самодурные дармоеды» начинают понимать, что почва уходит у них из-под ног: «сознавая внутренно, что их не за что уважать», они так «пилят» своих близких, «что душу вытягивают» и «у постороннего зрителя» (514). Нарастание этой тревоги «темного царства», отраженное в драме Островского, позволило критику охарактеризовать пьесу как «самое решительное произведение» драматурга: «В "Грозе" есть даже что-то освежающее и ободряющее» (515). Основание этой тенденции видения и воплощения Островским жизни Добролюбов обнаруживает, во-первых, в «фоне пьесы», который раскрывает «шаткость и близкий конец самодурства», и, во-вторых, в характере главной героини.

«Фоном» являются второстепенные персонажи, «так называемые "ненужные лица"» (502), которые играют особую роль в организации художественного целого. Именно их мироощущение, представленное в монологах и диалогах, отражает нравы среды: «их жизнь течет ровно и мирно, никакие интересы мира их не тревожат», россказни же Феклуши «не способны внушить большого желания променять свою жизнь на иную» (502–503). Естественно возникающие вопросы, потребность узнать и понять что-то новое обречены на жесткое подавление всякой инициативы: «под гнетом произвола все … находят неловким и даже дерзким настойчиво доискиваться разумных оснований в чем бы то ни было» (505).

Характер главной героини, Катерины Кабановой, критик объявил знаком «новой фазы» в «народной жизни» (516). Заслугу Островского Добролюбов видел в том, что «русский сильный характер» драматург показал как противостояние «всяким самодурным началам» (518). Критик увидел в Катерине «лицо, взятое прямо из жизни»: «Решительный, цельный русский характер, действующий в среде Диких и Кабановых, является у Островского в женском типе» (520, 521). Протест Катерины против угнетенного, постоянно подавляемого существования в доме мужа, который она отказывается считать полноценной жизнью, в своем основании имеет «требование права и простора жизни» (533).

Сила характера Катерины не растрачивается «в мелочных выходках» (529). Протест ее связан не с прихотями покинутой женщины и не с безнравственными устремлениями: «страшная борьба, на которую осуждена молодая женщина», спровоцирована «всеми принципами окружающей среды», которые «восстают против ее естественных стремлений и поступков» (537). Добролюбов, опираясь на прием развернутого сравнения, уподобляет Катерину «большой, полноводной реке»: «она течет, как требует ее природное свойство …. Не потому бурлит она, чтобы воде вдруг захотелось пошуметь или рассердиться на препятствие, а просто потому, что это ей необходимо для выполнения ее естественного требования, – дальнейшего течения» (536). В результате, критик-демократ актуализирует материалистический примат бытия над сознанием: пьеса Островского подтверждает, что управляют человеком «не отвлеченные верования, а жизненные факты» (535–536).