Русское масонство. Символы, принципы и ритуалы тайного общества в эпоху Екатерины II и Александра I

«После такового данного мною обязательства, согласно с высочайшею блаженные памяти государя императора волею, я никаких лож не посещал и не составлял.

Ныне же, во исполнение высочайшей воли, изъявленной в высочайшем рескрипте на имя г-на управляющего министерством внутренних дел д. т. с. Ланскова, 21 апреля сего года состоявшегося, к прежде данным мною подпискам нужным считаю присовокупить: что цель масонского общества, в коем я находился, как равно и тех лож, коими я управлял, была искание чистейшего познания Бога, человека и натуры. Меры же к достижению сей цели не иные были, как исполнение законов, духовною и гражданскою властию возлагаемых, не из страха казни и не из своекорыстных видов в ожидании наград, но из сердечного и нелицемерного стремления к добру. К сему клонились все упражнения масонов, принадлежавших к Провинциальной ложе, и подведомственных ей лож, о чем правительство ежемесячно было извещаемо в то время, когда собрания сии не были запрещены им. Все участвовавшие в сих собраниях с искренним желанием точного исполнения возлагаемых обществом сим обязанностей, на правилах христианской веры и верном служении государю и отечеству основанных, конечно, не изменили и не изменят сим священным обязанностям, от соблюдения коих временное благосостояние и вечное блаженство каждого человека зависит.

Других же тайных обществ я не знал и не знаю».

7. Масонские воспоминания Батенькова

В собрании Московского музея есть, между прочим, записка, писанная в 1863 г. известным декабристом Г.С. Батеньковым и заключающая в себе его воспоминания о старом масонстве. Эта записка была написана им по просьбе покойного московского профессора С.В. Ешевского и находится в сборнике бумаг, ему собственно принадлежавших.

Ешевский – которого мы имели случай знать лично в 1862 г., за границей, – был вообще из тех истинных ученых, каких, к сожалению, немного представляет история нашей неопытной науки. Это был питомец школы Грановского и Кудрявцева, человек того же нравственного типа, у которого наука не оставалась книжной штудией, который понимал ее истинную высоту, ее живой смысл и настоящие требования. История, составлявшая его специальное занятие, казалась ему по преимуществу таким знанием, которое близко касается нравственного сознания; это был для него не только комментарий к прошедшему, но и школа для укрепления нравственных понятий и правил. Естественно поэтому, что его научные интересы были очень обширны; он отличался весьма разнообразными сведениями, но, доходя до самых частностей в тех исторических предметах, которые были им изучаемы, он не был способен зарываться в одних этих частностях: понимая цельность науки, он старался освоиться с самыми различными областями истории, которые обыкновенно кажутся различными и отдельными специальностями. И надо сказать также, что он был достаточно свободен от тех условных ограничений, которым так легко подчиняются те, для кого занятие наукой бывает только чиновнической службой; его взгляды образовались свободно и развивались до последнего времени его жизни. Биография Ешевского, напечатанная при его сочинениях, к сожалению, мало рассказывает о развитии его мнений; но можно сказать, что русская история была понимаема им с таким же чувством живого значения науки: его интересовали самые далекие один от другого пункты этой истории, от пермских древностей до новейших явлений нашей общественной истории. Один из первых, если не первый, он приступил научным образом и к объяснению нашего масонства, и если еще не установил вполне этого исторического вопроса, то, во всяком случае, дал образчики критического взгляда и разработки фактов. Приобретение им масонского архива, сохранявшегося некогда в руках С.С. Ланского, одного из последних могикан Великой Провинциальной ложи, можно сказать, спасло для науки одно из важнейших, если не самое важное, собрание материала для истории масонства, – насколько, по крайней мере, они до сих пор стали известны. Ешевский начал изучать приобретенные им книги и рукописи и, по-видимому, возымел мысль о целой истории русского масонства.

Собирая уцелевшие документы масонства, Ешевский не ограничивался одним архивным материалом: он искал также живые воспоминания и предания. Случаи к этому представлялись. В конце 50-х гг. он был профессором в Казани; в то время выезжали из Сибири возвращавшиеся после амнистии декабристы, и здесь Ешевский, как видно, познакомился с Батеньковым. Эти возвращавшиеся были встречены с большим интересом в то время, которое само было исполнено светлых надежд и с участием обращалось к этим идеалистам старого века.