Русское масонство

Так как эти «в науках знаменитые люди» оказались масонами, то Елагин стал раздумывать, нет ли в масонстве чего-либо «притягательного, а ему, яко невежде, сокровенного». С целью разрешить этот вопрос Елагин начал чаще посещать ложи и искать знакомства с людьми, «состарившимися в масонстве». Тут встретился он с «некоторым, недолго в России бывшим путешественником», англичанином, который и открыл ему, «что масонство есть наука; что таинство сие хранится в Лондоне, в особой ложе, древнею называемою». Тогда Елагин «вознамерился с постоянною твердостью стараться… открыть себе сию во мраке прекословия кроющуюся неизвестность»[30]. В результате этого нового увлечения масонством Елагин ревностно отдался масонской деятельности и быстро выдвинулся на первое место среди петербургских братьев: помня наставления своего учителя, он, вероятно, завязал сношения с Великой Лондонской ложей и получил от нее конституцию на работу в семи степенях йоркской или новоанглийской системы[31]; до 1786 года, впрочем, он вполне довольствовался первыми тремя степенями, считая, что «к действительному учению… токмо трех довлеет», и никто от него «ниже четвертой степени не восприял». (Мы увидим впоследствии, чем вызвано было уклонение Елагина в сторону от этого убеждения.) Таким образом, благодаря Елагину в русском масонстве снова начало преобладать английское влияние. Но в скором времени «обществу елагинской системы» пришлось встретиться и вступить в борьбу с проникшей в Россию новой формой немецкого масонства, с так называемой циннендорфской, или, точнее и правильнее, шведско-берлинской системой[32].

12 марта 1771 г. приехавший из Германии бывший гофмейстер при дворе принца Брауншвейгского фон Рейхель (Reichell) учредил в Петербурге ложу Аполлона – первую ложу циннендорфской системы. Еще перед своим отъездом из Берлина Рейхель имел беседу с мастером ложи Трех золотых ключей – самим знаменитым Циннендорфом – и получил от него поручение «сделать все возможное для достоинства и распространения царственного ордена в тамошних краях». Основанная Рейхелем ложа состояла из 14 членов, из которых 13 были иностранцы и только один русский – шталмейстер ее величества Нарышкин. Циннендорф, посылая конституцию лож Аполлона, хорошо знал об исключительном влиянии Елагина среди петербургских масонов и поспешил заручиться его расположением; одновременно он отправил Елагину чрезвычайно предупредительное письмо, в котором между прочим говорил следующее: «С целью укрепить, насколько возможно, дружбу и согласие между вашими братьями… я счел своею обязанностью сообщить вам об этом [об учреждении ложи Аполлона] и особенно рекомендовать почтенного брата Рейхеля, а также и ложи [то есть имеющие учредиться по циннендорфской системе] вашему покровительству, доверию и благосклонности, так же, как и всем вашим братьям в Петербурге». Письмо это, датированное 15 октября 1771 г., то есть ранее назначения Елагина гроссмейстером русских лож, свидетельствует о выдающемся его значении среди петербургских братьев, чем и объясняется, конечно, выбор его Провинциальным Великим Мастером в начале следующего года. Со стороны Циннендорфа эта исключительная предупредительность была, конечно, пробным камнем, имевшим целью склонить Елагина на свою сторону. Но политика не удалась: Елагин, наоборот, вероятно именно из опасения влияния немецкого масонства, добился от Англии учреждения первой русской Великой ложи (26 февраля 1772 года) и сам был утвержден Провинциальным Великим Мастером всех и для всех русских (of and for all the Russians[33]).