Русское самовластие. Власть и её границы, 1462–1917 гг.

Любопытно, что авторы многих «непригожих речей» воспринимали в качестве «государей» своих непосредственных хозяев и начальников — помещиков и администраторов (например: «…Андреев человек [холоп боярина Андрея Щепотева] молыл: мой де государь боярин, а на нём де весь свет положен»[310]). С другой стороны, нередко встречаются и совершенно «бунташные» пожелания: «Кабы де мне… царем быть, и я бы… бояр всех перевешал»[311]. Но ни то ни другое не отменяет высшего, ни с чем не сравнимого статуса понятия «государь». Желание хоть как-то приобщиться к этому статусу, «погосудариться», было присуще самым разным слоям русского общества и выражалось не только в самозванчестве, но и в менее криминальных, хотя и в довольно эксцентричных формах. Так, среди крестьян была распространена игра в «царя», в ходе которой мужика, выбранного самодержцем, «носили „сквозь село на носилках, а на голове у него была воронка“». Один из таких «царей» Першка Яковлев так хорошо вжился в роль, что «сразу же „обрушил царскую грозу“: „в селе де Михайловском по Першкину приказу его ж братья крестьяне били батоги крестьянина — имени ему не упомнит, и он де им молился и говорил, что `государь пощади`“.»[312]

Гулящий человек Захарка Иванов в 1693 г. рассказал в своём извете о том, как «государился» некий священник Сидор: «„В нынешнем… году по вашему, великих государей, указу и по грамотам против челобитья обоянского уезду Васильевского попа Сидора, посажен де он, Захарка, у сыщика на съезжем дворе стольника Аврама Богданова сына Мантурова за караул, и в нынешнем же… году майя по двадесять седмое число в ночи приходил де на съезжей двор к нему, Захарки, он, поп Сидор, и в то де время он, Захарка, лежал, и он де, поп Сидор, почал де ему, Захарки, говорить, что де боярин твой стоит, и ты де крестьянин лежишь. И он де, Захарка, ему, попу Сидору, сказал: ‘Хто де мой боярин?’, и он де, поп Сидор, сказал: ‘Я де твой боярин.’ И он де, Захарка, против ево, Сидоровых слов сказал, что рад служить вам, великим государем, а не ему, попу Сидору. И он де, поп Сидор, учал ево, Захарку, бранить матерно, и в то время ваше государское величество избранил матерно и велел служить себе, а не вам, великим государем“. Во всём этом поп Сидор сознался, заявив, что он, разумеется, был пьян и во исступлении ума»[313].

Но вовсе не воображаемыми, а фактическими «государями» (ведь государь буквально означает хозяин) для своих холопов и крепостных были их владельцы. Холопство (домашнее рабство), как уже говорилось в первой главе, было явлением чрезвычайно распространённым (10 % населения страны), холопами владели представители самых разных социальных групп, в том числе и церковники, но главным образом служилые люди. Причём подавляющее большинство холопов были не иноземными пленниками, а российскими уроженцами, самих себя продавшими в рабство (среди них встречаются даже дворяне). (Подданные московского царя могли оказаться в московском же рабстве и через плен — так, войска, подавлявшие Разинщину, уводили с собой местных жителей, посчитав их, очевидно, своей законной военной добычей, на что правительство наложило официальный запрет и выставило для борьбы с этим специальные дорожные посты[314].)

Практику массовой самопродажи Р. Хелли объясняет почти полным отсутствием в Московском царстве государственной и частной благотворительности в отношении людей, впавших в нищету (в Англии, например, государственный налог в пользу бедных был введён в 1572 г., во Франции — в 1656 г.), и со слабостью родовой взаимопомощи[315]. Кроме того, в каком-то смысле быть холопом выходило комфортней, чем служилым или тяглым человеком, — по крайней мере, у домашнего раба имелось гораздо меньше обязанностей и гораздо больше досуга. Судя по всему, главной ценностью обладания холопами была не экономическая выгода, а престиж, демонстрация того, что и ты над кем-то властвуешь. Холоповладение воспринималось как «важнейшее украшение жизни»[316].

Холопа могли продать (хотя внутренняя работорговля в Московском государстве была развита слабо) и подвергнуть телесному наказанию. Убить без суда могли, вероятно, тоже, но юридически это не прописано — во всяком случае, неизвестно ни одного случая наказания хозяина за убийство холопа. По многим вопросам холопы имели право обращаться в государственный суд. Они могли заводить семьи — если один из супругов был свободным, в браке он автоматически приобретал холопский статус, их дети тоже становились холопами. Холопы фактически владели имуществом, но де-юре собственности не имели — всё принадлежавшее им формально принадлежало их хозяевам.