Русское счастье

Крохотная долька апельсинового цуката неопрятно зависла у него на губах, он приложился к рюмке, и долька с легкостью уплыла с содержимым, легким мгновением убрав визуальную неприязнь. Он одними глазами побудил Тристана к действиям. Тристан осушил содержимое рюмки, но закусывать не стал: букет выдержанной горечи приятно разогрел гортань, обостряя застрявший на языке ответ. Архи не торопил и только сосредоточенно покусывал очередную дольку цуката, удовлетворяясь ароматом на придыхании. Его страстный монолог раззадорил Тристана. Ответ получился таким, каким бы он был на заданный самому себе вопрос, откровенным и без обиняков.

– Мне сорок восемь лет, тебе – тридцатник, разница не катастрофична, чтобы быть на одной волне, обращайся ко мне на «ты», – разогревал Архи его вступление.

– Такому капиталисту, как ты, обычно доверяют, – искал Тристан свой трамплин в откровении.

Глава 8

В дверь постучали. Соня, не открывая ее, отчетливо выговорила:

– Архи, ты просил напомнить о звонке…

– Спасибо, дорогая.

Тристан чувствовал: от своего вопроса Архи не отступится. По нетерпеливому взгляду понимал: от него ждут полной откровенности.

Тогда Тристан продолжил:

– Около года назад я попал в больницу. Катастрофическое опущение одной почки превратило мою жизнь в кошмар: высокое давление чередовалось со схватками в пояснице – часто накладывалось одно на другое. Советов всяких слышал множество: поправиться, якобы, завязавшийся жирок станет держать блуждающую почку, пойти к знахаркам, поднять и зафиксировать ее тугой повязкой и бояться при этом пукнуть, и последнее – быстрое и самое действенное – оперативное вмешательство.

Архи замер, глядя на Тристана в упор – он, очевидно, ждал откровения, но не такого глубокого.

– Я настолько намаялся, что выбрал операцию без промедления. Почку подшили, закрепили на штатном месте. Артериальное давление на второй день пришло в норму. Это был случай, когда диагноз установили точно, и все, казалось бы, выполнено правильно. Функция почки не успела нарушиться: следовало ждать дальнейшей положительной динамики. Какой там! Следующее за тем психологическое воздействие оказалось крайне мощным – событие это запечатлелось в клетках мозга в малейших деталях надолго. На четвертый день, едва начал вычухиваться после операции – внезапный криз. Мне не так много лет, мне не хотелось уходить так рано, а я отлетел от своего тела. Не желаю никому увидеть себя с высоты потолка распростертым, теряющим принадлежность к живым. Жуткая картина себя, обреченно-бездвижного, своими же глазами болезненно заклеймилась в памяти. Все откровения на эту тему до той поры воспринимались со скепсисом. В физиологических ощущениях – это та особенность, которую слышал, конечно, и ты. А ведь так наступает финал жизни – та, самая большая личная трагедия человека. Помнишь летучую фразу: «Почему именно мне и так больно?» Возможно, быстрая и правильная реакция медсестры совершила чудо, поэтому я здесь и общаюсь с тобой. Не каждый анализ действий чреват впоследствии нервным расстройством, напоминающим собаку, гоняющуюся за собственным хвостом, а у меня это произошло. Вразумительного ответа от врачей я не получил, поэтому рассуждал сам, как мог, в дилетантском подходе. Каждый день помнил это состояние обостренно и всякий очередной день ждал повтора, жил в постоянном страхе. Медленно, с потугами и изощрениями, страх отвлекся повседневностью.

Однажды я забрел на вещевой рынок. Я не утомил тебя? – спросил Тристан, почувствовав некоторую нервозность Архи.

– Говори, говори, просто после аварии и у меня произошло что-то подобное.

– Двигаясь в торговых рядах рынка, увидел медсестру – последнее приятное ощущение перед отлетом в иной мир. Она не находилась среди покупателей, она торговала в палатке. Еще в больнице я познакомился с ней ближе, беседовали не раз. Обострение напоминания при встрече вернулось. Ее взгляд затравленного в глубине своей норы зверька превратил меня в безвольное существо. Палатка с ней окуталась туманом, и только ее глаза как два луча прожектора светились сквозь сгущающуюся пелену. Пришел в себя на соседней улице. Спасаясь, я оттуда бездарно бежал. Возможно, страх увидеть ее еще раз привел меня на плантации, не исключаю и желания отвлечься, познавая другой мир, а, возможно, обмануть судьбу, растворившись в кипящем котле других ощущений. Мне по духу кругосветное путешествие. Это не ново, когда в новом окружении ты невольно отрешаешься от старого. Будь я состоятельнее, так бы оно и случилось, но, увы, Греция и плантации – это все, что я смог. Мне стыдно перед мамой – я не открыл ей всей правды.

Архи эту часть монолога слушал, проницательно ища что-то в его глазах. Терпеливо дождавшись точки, он спросил:

– Ты, наверное, журналист?

Тристан ответил не сразу, но с явной симпатией к нему, как хорошему психологу.

– Ты близок к истине – хотел им быть, но работаю я в техникуме преподавателем русского языка и литературы.

Архи потянулся было к бутылке, но остановил себя.

– Сонечка, ау! Принеси-ка нам гранатового сока.