В этих песнях-романсах выражена мучительная страсть, контрастность чувств, «слиянье грусти злой с сладострастьем баядерки». Все стихотворение достаточно длинное, оно содержит 154 строки. Певцы, исполняющие «Цыганскую венгерку» обычно сокращали слишком длинный текст по своему усмотрению, сохраняя однако накал «цыганского» чувства.
Новизна этих шедевров русской любовной лирики А. Григорьева заключалась в урагане неистовых, безудержных чувств, в «цыганском» надрыве. В поэзии Аполлона Григорьева и особенно в этих стихах читателя потрясает мощный энергетический выплеск страсти, подобного которому не было в произведениях других поэтов XIX в.
Как отмечал биограф Аполлона Григорьева Б.Ф. Егоров, «…вся гиперболически страстная, залихватская, трагически-пессимистическая стихия «Цыганской венгерки», вплоть до концовки «Чтобы сердце поскорей / Лопнуло от муки!» – противостоит стыдливой скромности русских народных песен и зато вполне сочетается с содержанием и формой цыганских плясок и пения. А. Григорьеву всегда был присущ именно «цыганский» утрированный максимализм чувств и желаний; как он точно заявил о себе в поэме «Venezia la bella»:
Цыганское пение и цыганская тема в искусстве и в поэзии развивались в России на протяжении всего XIX в., влияя на стиль русских романсов, их исполнение и тематическое наполнение. Постепенно сложился жанр цыганского романса и цыганской песни. Это направление развития романса в России шло параллельно с другим и основным, не подменяя его.
Циклы любовных лирических стихотворений-романсов создавались многими русскими поэтами романтической ориентации – А.А. Фетом, А.К. Толстым, Я.П. Полонским, Л.А. Меем, А.Н. Апухтиным, И.Ф. Анненским и др. Их произведения по своему музыкальному и стилистическому языковому оформлению относились уже к тому наследию, которое принято называть классическим русским романсом.
Именно XIX в. оставил нам несметные эстетические и музыкальные богатства в области русского романса.Поэты тонко чувствовали «музыку» стиха, и не случайно пение и чтение стихов нараспев – два очень близких способа человеческого общения. «Подобно скульптору, поэт должен быть верен материалу, с которым работает. Из услышанных когда-то звуков он призван сотворить мелодию и гармонию стиха»[82]
. Этому способствует прежде всего ритмический рисунок стихотворения. Поэт, отрабатывая, оттачивая ритмическую структуру стиха, приближается к музыкальной форме. Сама организация словесного материала, проявляющаяся, в частности, и в том, что используются звуковые повороты, рефрены, куплеты, параллельна, по ритму почти тождественна с законами контрапункта в музыке.Композиторы всегда стремились работать с текстом, в котором находили родственные искусству музыки черты. Так, Петр Ильич Чайковский видел в Фете поэта-музыканта, он писал: «…его часто не понимают, а есть даже и такие господа, которые смеются над ним или находят, что стихотворения, вроде «Уноси мое сердце в звенящую даль…», есть бессмыслица. Для человека ограниченного и в особенности немузыкального, пожалуй, это и бессмыслица, – но ведь недаром же Фет, несмотря на свою несомненную для меня гениальность, вовсе не популярен»[83]
. Можно напомнить фрагмент из прелестного музыкального стихотворения Фета, которое как романс, положенный на музыку П.И. Чайковским, исполняется на музыкальных вечерах до сих пор:ПЕВИЦЕ
Это неувядающие стихи о любви, о пении и о музыке, вернее, о том впечатлении, которые эти звуки производят. Стихотворение метафорическое; его трудно пересказывать в прозе. Основу составляют неожиданные, размытые, далекие от реальности ассоциативные образы; некоторые из них вызывали у многих слушателей и читателей в середине XIX в. недоумение: