Русуданиани

На седьмой день завязалась битва более жестокая, чем во все предыдущие дни. Дэв еще более горячился. Каис же был спокоен, ибо ежедневно одерживал над ним победу. Обломали они друг о друга свои копья, разбили палицы, схватили мечи и вновь описали круг. Подскочил дэв к Каису, ударил его мечом по голове, пробил шлем. Размахнулся и Каис в гневе. Дэв прикрыл голову щитом, но Каис щит разрубил, рассек ему шлем и с силой ударил его по голове. Но выстоял дэв, налетел на коня Каиса, пробил броню, укрывавшую его, и сильно поранил. Конь покачнулся, и глаза его налились кровью, не смог он двинуться с места. Как увидел Каис, что приключилось с его конем, рассвирепел, издал грозный клич и соскочил с седла. Дэв испугался и припустился бежать. Каис догнал его и рассек мечом пополам со словами: «Ты думал, я так немощен, что прощу тебе кровь моего коня!» Каис поспешил на помощь своему буланому, но конь был цел и невредим.

Увидев, что Мазмур-дэв мертв, убежали китайский царь и все его войско. Погнались за ними воины Каиса и начали истреблять. Три дня и три ночи преследовали врагов. Догнал китайского царя Каисар и крикнул ему: «Куда ты уйдешь от меня, царь! Предлагал я тебе вернуться с миром — ты не пожелал. Теперь же пеняй на себя!» Ударил он его мечом и убил.

Рати Каисара вступили в Китай, круша все на своем пути. Явились тамошние жители, поднесли победителям много сокровищ и просили их помиловать. Уплатили они великую дань, чтоб их более не притесняли.

Целый год оставался в том царстве Каис, навел порядок во всем Китае и поручил власть некоему вельможе, одарил его многими чудными подарками, и повернули они назад, веселые, победоносные, в свое царство. Шли много дней и прибыли в престольный город. Каис щедро одарил воинов, и разошлись все по своим домам.

В игрищах и пирах шло время. Ежедневно одаривали цари неимущих, пировали и тешились. Еще одного сына даровал господь Каисару, возрадовался он, сорок дней и ночей пировали и веселились при дворе, подобного веселья никогда прежде не бывало. На радостях царь так обогатил всех бедняков, что нищие той страны превосходили вельмож иных стран!

Прошло время. Сказал Каис сам себе: «Я весел и беззаботен, а родители мои пребывают в печали и горести, ибо ничего они обо мне не ведают. Ныне знаю, добра мне ждать нечего, так я виновен перед ними. Как бы мне сделать, чтобы оправдать слова старца-визиря». Перестал Каисар ездить на охоту и посещать пиршества. Дивились все его поведению и печалились.

Однажды собрались вместе оба государя и обе царицы. Обратилась к Каисару его теща с плачем: «О владыка всей страны, царь всех царей! Почему задумчив, свет моих очей и владетель всех стран?! Все царства десницей и мечом твоим повержены. Все цари покорны твоим велениям, и никто не смеет ослушаться твоего приказа. От страха пред тобой дэвы хоронятся на горе Каф[60], а крокодилы прячутся в море. Кто же непокорен твоим повелениям, что ты так печален?! Мы, двое стариков, радуемся, на тебя глядя. Царь Шерук достиг старости, и я тоже состарилась. Кроме тебя и супруги твоей, у нас никого нет, и мы оба на тебя взираем. Если тебя не видим веселым, на что нам наши глаза, мы своими руками их выколем, на что нам свет в очах? Жена твоя равна солнцу, и детей у тебя пятеро, прекрасных, достойных тебя. Если обиду таишь на супругу или на нас, пусть поразит господь твоих обидчиков! Кто смеет огорчать тебя! Скажи нам, почему ты печален?»

Стал Каис на колени, так выслушал высказанное царицей и доложил: «Зачем говоришь это? Нет, ведает бог, я ни на кого не обижен и никто меня не огорчал. Благодаря вам я покорил все эти царства, всех врагов подчинил своей власти. Как же могу я таить на вас обиду? Но вспомнил я своих родителей и по этой причине закручинился. Давно я покинул отчий кров, и бедные мои родители ничего не знают обо мне. Когда я родился, звездочеты предсказали моему отцу: либо от руки наследника сгинет твое царство, либо покорит он все государства. Ныне я, покоривший много царств, пребываю в веселье и утехах, а они, знаю, плачут и печалятся. Кроме меня, у них никого нет. Горе мне, если они умрут, не увидев меня, а я умру, не удостоясь лицезреть их. С тех пор как я ушел от них, не знают они, мертв я или жив. Ныне о том молю я вас, чтобы вы согласились и разрешили мне поехать проведать их, показать им моего старшего сына, сообщить о своих делах. Останусь я там неделю, оставлю у них Карамана, а сам скоро вернусь!»

Заплакали тут все так, как если бы Каис умер. Обнимали Каиса за ноги царь и царица и прекрасная Хорашан, умоляли его не уезжать. Заверял их Каис клятвенно: «Я не уеду навечно, как вы думаете. Если даже вы меня гнать станете, и тогда не уеду! Но позвольте мне ненадолго отправиться на родину. У меня двое стариков-родителей, один я у них на всем свете. Может, они уже умерли от горя. Ныне поеду, сына моего Карамана там поставлю владетелем, а сам вскоре возвращусь».