Русуданиани

Растворил я остаток снадобья, дал ему выпить, но в тот день Гварджасп не поднялся с ложа. Тайком приходили лазутчики, спрашивали, жив ли он еще. На пятый день встал царевич, оделся и вышел из своей опочивальни. Созвал он визирей и вельмож, показал им змей и спросил: «В чем провинился я пред вашим государем, за что хотел он отравить меня? Ничего дурного я не делал, кроме того, что из дружелюбия к нему самому и из любви к его дочери покинул своих родителей и бежал из родных краев. Целый год я сражался с чудищами, угрожавшими ему. Если угодно было ему отомстить за их гибель, отчего не сказал мне об этом прямо или отчего не отпустил меня в мое царство?! Я здесь один, а вас — целое царство, неужто не справились бы вы со мною? К лицу ли государю отрава? Сказали бы прямо, что дэв или змей больше подходит вам в зятья, чем я, ибо колдун колдуна лучше понимает, тогда не стал бы я добиваться вашей царевны. Вы хотели моей смерти, но господь спас меня от ваших козней, вы еще заплатите за то, что хотели меня отравить, а ныне не желаю я дочери вашей, а вас видеть и вовсе не хочу!»

Передали слова Гварджаспа северному царю. Тот стал попрекать свою жену: «Зачем ты это сделала? Чем он тебе не понравился? Он дэвов и драконов одолел, чем же могло ему повредить твое колдовство? Осрамила ты себя и свою дочь. Я не знаю, как ему ответить, а воевать с ним не могу. Ты и твоя дочь отвечайте ему сами!»

На это молвила царица: «Женщины вашего рода все неудачливые, их невежество никогда не приносило им добра. Он, как увидел ее, голову потерял. При чем же тут я? Мне ничего другого не оставалось, как дать ему выпить немного отравы. Убивать я его не собиралась, только хотела немного успокоить».

Делать было нечего! Послал царь вельмож с извинениями: «В случившемся я не повинен. Тебе и самому ведомо: женщины неразумны, дочь моя по молодости испугалась, когда ты руку порезал, а матушку ее дьявол попутал — не гневайся на нас, смерти твоей она не желала!»

Ответил Гварджасп: «Если небольшого пореза они так испугались, то что было бы с ними, если бы видели они те раны, что я получил в дороге, сражаясь со всякой нечистью! Почему же не пришлось им по вкусу мое мужество и пренебрежение к боли? Ведь если бы я кричал: «Помогите!» — проявил бы слабость, свойственную лишь женщинам».

Стал я тут Гварджаспа увещевать: «Напрасно гневаешься, царевич! Судьбы не избежать ни тебе, ни им. Они согласны отдать тебе дочь. Пусть только попадет она в наши руки, а там видно будет — отвергнет ли царевна тебя!»

Но Гварджасп стоял на своем: «Не желаю — и дело с концом!» Северный царь начал умолять его: «Не срами меня, не губи, недостойна моя дочь такого позора! Ежели тебе не нужна она, то и я отказываюсь от нее — убью обеих: и мать и дочь».

Засмеялся я и [шутя] сказал царевичу: «Когда ты ради них жертвовал собой, они оказали тебе прекрасную встречу, а если из-за тебя он убьет жену и дочь — вы еще крепче подружитесь! Не упорствуй, такую красавицу тебе не отыскать, не осуждай ее за детский каприз. Если из-за новой суженой тебе предстоит еще столько же испытаний, то ты состаришься, зачем тогда тебе любовь?»

Улыбнулся Гварджасп: «Что-то прежде времени ты меня состарил! Сейчас я хоть и молод, а уже разочарован в любви. Зачем мне страдать из-за такой неблагодарной!» Он долго упорствовал, но в конце концов сдался: «Пусть отдадут мне дочь, не желаю я, чтобы они устраивали свадьбу, и видеть никого из них не хочу!» Не посмел противоречить ему царь, ибо знал, что в бою не одолеет его. Начали собирать приданое. А мы послали гонца в Белый город, чтобы там готовились к свадьбе, и попросили поставить шатры для ночлега.

Здесь сказ о том, как Гварджасп увез Тумиан, не справив свадьбы

Вынесли такое приданое, что земле было тяжко и поле размером в три дня пути не могло всего вместить. Десять дней выносили одни только сокровища и казну. Но Гварджасп не стал и смотреть на них, пока не вывели невесту.

Погрузили бесчисленное приданое, облачили царевну в роскошные наряды, водрузили ей на голову алмазный венец, посадили в паланкин, такой, что казалось, будто сидит она в стеклянной коробке. Паланкин несли три брата, а впереди шествовал царь. Не выказывали они обиды, но дева Тумиан лила слезы, что жемчуг. Но эти слезы не могли скрыть ее красу! Эти слезы и грусть так красили ее, как дождь — цветущий сад и как бутон розы — утренняя роса. Скатывались перлы по луноподобному лику, по пурпурным устам на хрустальную грудь. При виде ее забыл Гварджасп все свои муки, посветлело у него на сердце, лицо расцвело розой. Приветливо заговорил он с тестем и шуринами. Потом подошел к паланкину и молвил: «Я тысячу раз со смертью встречался, но испытания, перенесенные ради тебя, кажутся мне такой же радостью, как если бы с родичами сидел я за пиром. Что тяготит тебя, что тревожит, отчего ты плачешь? Ныне пора веселья, а не слез. Избавил я тебя от многих колдунов, один из них непременно бы увел тебя, а сейчас тебе без труда достался такой супруг, как я!»