Мгновенно собрался: сели они на коней и отправились в погоню за нами. Мы же ничего этого не знали и ехали себе беспечно по дороге. Но Бепари все назад оглядывалась и вовсе не веселилась. Я же и тогда, когда мы выехали из Хатая, по ночам не спал, сторожил. Сейчас ехали мы уже целую неделю. И подумал я про себя так: «Если бы что-нибудь случилось, то уже случилось, но раз ничего нет, значит, бог на нашей стороне и эту ночь я могу отдохнуть». Расположились мы на ночь, поужинали. Рядом был небольшой лесок, уложил я их на опушке, коней на лугу привязал и сам около них держался. Хотел было я кольчугу снять, но передумал и решил: «Дай уж сегодня так лягу». Только прилег, дурной сон мне приснился. Я поспешно вскочил, огляделся: кони мирно паслись. Подошел к царевичу. Он спал спокойно. Опять обошел все вокруг — нигде ничего. Поглядел я на дорогу, по которой мы приехали. Ночь была светлая, и увидел я пыль на дороге. Догадался, что это приближается войско. Забилось у меня сердце, закипел рассудок. Ничего не сказал я царевичу, сел на Невезучего, приготовился к бою, навострил меч, обнажил саблю и так закричал, что и лев бы испугался. Врезался я в рать, и над кем занесу руку — живым не остается. Кто уцелеет под ударом моей сабли и палицы! Пройти нельзя было из-за груд мною убитых, кровь текла потоками, и все поле стал алым от крови. Прошелся я по войску, словно разъяренный лев по стаду диких мулов, но мешали мне горы убитых, и надоело мне мечом и палицей размахивать. Взял я копье и так поддевал им воинов, как ветер подхватывает лист. Разбрасывал я их туда и сюда. Удивлялись люди моей отваге и восклицали: «Этот человек — камень, высеченный из алмаза, человеку из плоти [и крови] такое не под силу».
Те, что уцелели, не устояли передо мной, бросились наутек, отчаявшиеся, лишенные надежды, истаяв от страха, пожаловались своему царю на то, как я разделался с ними. Как он услышал, рассудка лишился от досады, рассердился на них: «Не болтайте, убирайтесь вон, не оставайтесь в моих владениях! Один всадник — не ярый слон, чтобы стольких воинов перепугать. Как вы смели прийти опозоренными?!» А я вернулся на свое место как ни в чем не бывало.
Наступило утро, и царевич проснулся. А я около него другую лошадь привязал. Он, как увидел ее, спросил: «Кто тебе этого коня дал?» — «Оденься, — отвечаю. — Садись на коня и увидишь много других таких же, и тогда я тебе все объясню». Сказал он: «Что ты шутишь, скажи мне правду!» Сказал я ему: «Прибыло войско вашего тестя. Вы спали, и я не стал вас будить и встретил их, на мой взгляд, как подобало. Разве это поступок справедливого человека и благородного государя: на спасителя дочери, берущего ее в царицы Хатайской страны, наслать войско с наказом убить его!»
Как услышал царевич, удивился и, как был в одном архалуке, сел на коня и объехал поле брани. Сначала он рассердился на меня: «Почему не сказал мне? Если бы одолело тебя такое огромное войско, что за отвага это была бы!» Потом поблагодарил он меня и удивился, что я стольких сразил. Вернулись мы, и он усердно хвалил меня перед Бепари. Сели мы и радостно вкусили хлеба. Обнял [Джимшед] Бепари, поцеловал ее солнечный лик и сказал: «На сей раз Кераг дал отпор твоему отцу, я бы не поднял на него меч и впредь не готовлюсь к битве с ним, если только он не станет преследовать меня. Но если он не оставит меня в покое, обещай не обижаться на меня, я постараюсь не быть в долгу».
Сели мы на коней и поехали. Ехали до самого вечера. К вечеру попали в одну долину с хорошей водой и пастбищем. Спешились мы, поужинали. Царевич лег, не испытывая страха. Я тоже был утомлен и уснул, но Бепари знала коварство своего отца, боялась и бодрствовала. Когда наступила полночь, поднялась такая пыль, что ничего не стало видно. Испугалась Бепари, разбудила мужа: «Вставай, что же ты спишь! Я знала злонравие и жестокость моего отца. Если он не пожалел меня и отдал на съедение дракону, то и теперь не пощадит. Я от рождения обречена богом, а вы ради меня себя не губите, оставьте меня здесь, пусть мой отец делает со мной что хочет, а вы уходите, иначе, не одолев вас в бою, не даст он вам покоя своим колдовством».
Как услышал от нее Джимшед такие речи, вскипело его сердце, полились из глаз горючие слезы, и сказал он: «Для того ли я столько испытаний прошел, чтобы здесь тебя бросить, а самому спасаться? Для кого мне жить, кому на радость видеть солнце!»